Волшебная Стрела неуклонно летела на восток, оставляя за собой едва заметный розоватый след днем и ярко-алый — ночью. И как будто не собиралась нигде упадать. Без устали мчались за нею Светозар, Полуночник и Вечерник, останавливаясь лишь затем, чтобы дать передышку коням да наспех подкрепиться самим.
Они уже сбились со счета и не знали в точности, сколько дней прошло, а Луна меж тем успела превратиться в узкий серп, исчезнуть совсем и народиться вновь.
Ясная погода, благоприятствующая им первые несколько дней пути, переменилась внезапно на ненастье: задул ветер, пригнал облака, и небо заволокло.
Как раз в ту пору подъехали братья к большому замшелому камню, за которым дорога разветвлялась на три.
— Ну?.. Куда ж теперь?..— мрачно спросил Вечерник, которому с самого начала не пришлась по душе вся эта затея со Стрелами.
Светозар в задумчивости возвел очи к небу, силясь отыскать в разрывах туч хотя бы намек на то, куда полетела Стрела, но, не найдя, лишь озабоченно вздохнул.
— А ты что скажешь, брат? — спросил он у подъехавшего следом Полуночника.
Тот ничего не ответил, а соскочил с коня и, приблизившись к камню, остановился перед ним неподвижно, внимательно всматриваясь в неровную, шероховатую, изъеденную временем поверхность.
— Э-э... Да тут, братцы, что-то написано!..— произнес он наконец, принявшись отдирать с камня мох.
Приблизились к камню и Светозар с Вечерником и помогли ему. И вот какая удивительная надпись предстала перед их глазами, когда камень был очищен ото мха:
Направо пойдешь — погибель найдешь,
да не сразу поймешь.
Налево пойдешь — что искал, обретешь,
да себя потеряешь.
Прямо пойдешь — никуда не придешь,
да там побываешь, куда не дойдешь.
Стали братья думать-гадать, какой путь предпочесть, где волшебную Стрелу искать. Думали-думали, гадали-гадали, но так к общему и не пришли.
Однако даром время тратить — тоже не след.
И сказал тогда младший брат Светозар, а средний, Полуночник, его поддержал:
— Придется нам, братья, разделиться, видно, раз мы никак к одному мнению прийти не можем. Пусть всяк по себе дорогу изберет!
— Ну, если так, то я, пожалуй, по правой дороге на полудень поеду,— решил, недолго поразмыслив, старший брат Вечерник.— Коль голову сложу — не судьба, значит... А то, глядишь, и улыбнется удача: Змия одолею да царевну Лаодику освобожу! А что до письмен этих, то не шибко я им доверяю.
— А я так прямо поеду! — сказал Полуночник.— Ибо ни голову свою, ни себя терять мне что-то не хочется... К тому же и быть такого не может, чтобы никуда не вела дорога: что-то иное за сей надписью кроется, вот только разобрать мудрено!
— А я тогда налево поворочу,— отозвался Светозар.— Авось и найду, что искал...
Обнялись братья на прощанье да и разъехались в разные стороны. И чуть только отъехали, как на место, где только что они стояли, упала громадная черная тень.
— Брульх огд гарр!..— раздался зловещий голос, будто камни, сорвавшись с кручи, понеслись с дробным стуком по склону и один за другим попадали в ущелье.— Проклятье!..
Затем послышались какие-то булькающие приглушенные звуки, неразборчивый шепот, старческое кряхтенье, ласкающий слух нежный певучий голос и заливистый детский смех.
Тень на земле выросла еще больше, просветлела и неожиданно разделилась на три небольших: по-старчески согбенную, стройную по-девичьи и совсем маленькую тень — не то ребенка, не то карлика... А потом все три исчезли, растворились в блеклом свете мглистого полдня, и налетающий ветер заклубил дорожную пыль, хлынувший ливень смыл все следы, воздух посвежел и выглянуло солнце...
Уже заалело на западе небо и покрылись травы росою, когда выехал Вечерник к тому месту, где дорога круто сворачивала направо. Остановился он, огляделся и видит вдруг: у корявого дуба, возле самой обочины стоит девица стройная, одна-одинешенька, и плачет горько. Да ни шагу ступить, ни шелохнуться не может, ибо крепко-накрепко к дереву путами привязана.
Спешился Вечерник, подошел к ней, спросил:
— О чем горюешь, девица красная? Что за беда с тобой приключилась? И кто тот злодей, что к стволу тебя привязал?
— Есть отчего мне горевать, витязь удалой! — отвечала ему девица.— Змий ужасный похитил меня у батюшки моего Перояра, посадил в башню высокую за семью запорами, за семью печатями, ни пить, ни есть не давал, покуда не соглашусь я женой его стать... Да только как ни стерег, ни сторожил меня окаянный, улучила я момент, когда не было его поблизости, да и сбежала...
И снова залилась слезами девица, снова принялась стенать да на судьбу сетовать. Утешил ее Вечерник, как сумел и: — А дальше-то что было,— спрашивает.— Кто ж к дереву тебя привязал?
— А дальше, рыцарь великодушный,— отвечала девица,— дальше попала я, что называется, из огня да в полымя... Двенадцать дней и ночей убегала я от Змиевых слуг; двенадцать дней и ночей хоронилась от них то в лесу, то в овражке, то за кочкою в чистом поле; двенадцать дней и ночей глаз я не сомкнула, маковой росинки не съела, но никак все преследователей моих со следу сбить не могла, а на тринадцатый день увидала, что настигают они меня. Взбежала я тут из последних сил на холм высокий и тут вдруг увидала перед собою — о чудо! — город, рвом и толстенными стенами окруженный. А погоня-то совсем близко — дышит жаром в спину, на пятки наступает, земля от топота гудит да дрожит, деревья и травы от посвиста лиходейского к земле клонятся!.. Бросилась я по мостику через ров, себя от страху не помня, в городские ворота вбежала едва — и захлопнулись они перед носом прямо у слуг Змиевых!
— Только перевела я дух,— продолжала свой рассказ,— как накинулись на меня со всех сторон нелюди козлоподобные, подхватили и во дворец к своему правителю поволокли. А во дворце-то козел на троне восседает в красных одеждах, и глаза у него недобро горят, как и кровавый лал в короне. Вокруг же него козлиные рожи, одна мерзее другой, толпятся.
— Ну, девица,— говорит мне козлиный царь,— спасли мы тебя от змиевых слуг поганых,— таперича ты нам по гроб жизни обязана будешь!
Сдержалась я, ничем своего отвращения нечистому не выказала, а поклонилась в ноги и спасибо сказала.
Захохотали козлы вокруг, затопали ногами, затрясли бородами, а царь козлиный и говорит:
— Из "спасибо"-то рубашку не сошьешь! Выбирай-ка лучше, девица, жениха средь нас, на том и сочтемся!
Подошла я тут к козлу-козлищу поближе и плюнула в самую морду его противную. Рассвирепел он, разбушевался ужасно и повелел привязать меня к дереву на большой дороге да и оставить там то ли волкам на съедение, то ли смерти голодной дожидаться, то ли на волю первого встречного-поперечного!..
Окончила свою историю девица и опять принялась рыдать безутешно. А голос у нее — нежный, медоточивый, целый век его слушать можно — не наслушаешься!..
— Не печалься, прекрасная Лаодика!..— воскликнул Вечерник, признав в ней царевну роситскую и возрадовавшись неожиданной своей удаче.— Помогу я тебе! Не зря же мы с братьями обещали батюшке твоему, царю Перояру, из плена тебя вызволить... А обидчикам твоим отомщу я ужо, припомнят они меня, пообломаю им роги!..
Воскликнул так и принялся девицу от пут освобождать. Да не тут-то было: не поддаются узлы — не развязать их, и мечом не перерубить.
Удивился Вечерник, а девица ему и говорит:
— Не трать сил попусту, добрый молодец, из шерсти священного козла веревки сии свиты, козлиными узлами завязаны — чем дольше их развязываешь, тем туже они затягиваются, а, неровен час, могут и тебя самого опутать! Лучше-ка сделай так, как я тебе скажу: вынь меч свой острый, очерти им кругом себя да и воткни его в землю поглубже. Да смотри из рук меч не выпускай! При этом же так скажи:
"Заклинаю горных гномов: Сокрушите чары,— Не то сгинете навеки Властью Магнимара!.."
Выполнил Вечерник все, как научила его девица, произнес заклинание,— расступилась тогда земля, вышли из нее наружу четыре больших хмурых гнома, дотронулись едва молотками серебряными до веревок, отчего полопались те, как паутинки, сразу же и наземь упали, и ушли опять в свое подземное царство, так и не проронив ни слова.
Вечерник же почувствовал, как какие-то токи поднялись по мечу, по руке его, дошли до самого сердца и разлились слабостью да истомою по всему телу. Дернул он за рукоять меча, да так она в руке у него и осталась — клинка как не бывало!
— Жаль меча! Добрый был хладенец!..— посетовал Вечерник.
— Не время теперь о мече жалеть! — отозвалась девица.— В любой момент могут волки или козлы появиться, или — хуже того — слуги Змиевы, змеевики... Ехать надо не медля — домой возвращаться к царю-батюшке моему. Поворачивай-ка коня, богатырь!
— Как же домой-то мне возвращаться?! — подивился Вечерник на ее слова.— Змия я не одолел, ратных подвигов не свершил, Стрел волшебных не сыскал... Перед царем и пред братьями неловко как-то!
— Эко дело,— повела плечом девица.— Наврешь им с три короба, насочиняешь былин, как все делают: мол, Змия трехглавого убил, изжарил и съел с голодухи, а с ним заодно еще и четырех стоглавых,— кто их считать-то будет,— нечисти всякой видимо-невидимо извел, колдуна перехитрил, жар-птицу за хвост голыми руками поймал, да отпустил опосля, пожалев; живую воду ведрами хлебал, а мертвую лоханями — и ничего, не подох, жив остался!.. Да мало ли чего еще наплести можно!
Еще пуще удивился Вечерник ее словам — царева дочка, а такие речи недостойные ведет — и так отвечал:
— Не по нраву мне, красна девица, врать да ловчить, ужом извиваться,— поеду дальше я! Ты ж — хочешь здесь оставайся, хочешь — на коня со мной седай!
Сдвинула брови девица хмуро, щеки обиженно надула.
— Ладно,— говорит.— С тобой поеду... Но помни мое слово, богатырь: не одолеть тебе Змия Великого — сам голову сложишь; и Стрел дивных не собрать — и не такие, как ты, пробовали, да где они сейчас?..
— Чему быть, тому не миновать,— отозвался Вечерник, подсаживая девицу на коня и вскакивая в седло сам.— Не уговаривай меня понапрасну, царевна, все равно решения своего не переменю!..
— Что ж... Пеняй на себя...— прошептала девица, обвив его шею руками, да так цепко, что почудилось богатырю, будто не руки то, а змеи-гаденыши вокруг шеи его свиваются...
Недалеко отъехали они от поворота, как совсем уже смерклось и на небо высыпали крупные звезды, словно бросил туда кто-то щедрой рукой пригоршню золотых монет. Почувствовал тут Вечерник, что неимоверно устал, и куда только подевалась силушка его молодецкая? Да еще проклятая девица душит его своими пальцами ледяными, вздохнуть полною грудью не дает.
Остановился он, слез с коня и наземь прилег. Девица же, отыскавши где-то поблизости ключ, принесла воды в ковшике.
— Испей, добрый молодец, водицы студеной, утоли жажду — глядишь, и полегчает,— сказала.
Взял Вечерник ковшик у нее из рук, отхлебнул глоток — слаще самого сладостного нектара вода ему показалась — и выпил до дна все. Только тут и вовсе его разморило.
— Что-то в сон меня клонит,— сказал он девице.— Передохнуть мне надо бы... Постереги-ка коня моего, покуда я сплю, а чуть забрезжит рассвет — толкни в бок, да дальше в путь тронемся...
Смотрит: нет девицы!.. А стоит, над ним склонясь, кто-то громадный, черный, страшный, со звездою горящей во лбу.
Хотел было богатырь вскочить, за оружием потянулся, но нет сил у него ни ногой, ни рукой пошевелить, да и голова-то — стопудовая, дурная.
— Ха-ха-ха!..— засмеялся черный, заметив его потуги.— Хотел со мною, с самим Магнимаром Гремучим, потягаться!.. Предупреждал я тебя давеча: не ту дорогу ты избрал, вот и пеняй на себя. Не послушались ты да братья твои совета моего мудрого, не отдали добром мне Стрелу волшебную, у меня ж похищенную,— а теперь и поздно каяться!.. Долго тебе, богатырь незадачливый, спать придется, семьсот веков за это время минуть успеют,— сам виноват!
Тут смежились у Вечерника веки сами собою, и погрузился он в долгую-долгую дрему...
Когда ж проснулся от света яркого дня, изумлен был немало: неужто семьсот веков так быстро пролетели?! Поднял голову — конь его рядом стоит, травку мирно пощипывает как ни в чем не бывало.
— А ты-то дружище, как?..— удивился богатырь.— Не может такого быть, чтобы конь семьсот веков пережил!
А конь ему и отвечает:
— Благодари, хозяин, гномов горных! Пожалели они тебя, ибо увидали на шее твоей талисман свой, гномовский, от матери к тебе перешедший... Признали в тебе не совсем чужого, вот и помогли: вернули силы твои молодецкие, которыми Магнимар с ними расплатился,— сами себя не пощадили... Смотри!..
Обернулся Вечерник и увидел четыре застывшие неподвижно фигуры из серого камня, на человеческие походящие, которых не было раньше. Отвесил он каждому изваянию поклон земной, подошел к коню потом и ласково его по загривку потрепал.
— Где ж это ты, коняга верный, по-человечьи разговаривать-то выучился? — спросил.
Конь же в ответ лишь заржал радостно, но ни слова больше членораздельного не вымолвил.
Вскочил на него Вечерник и дальше поехал.
Но не проехал он и двунадесяти тем шагов, как дорога, углубившаяся поначалу в ложбину меж двух холмов, внезапно сузилась, запетляла едва приметной тропкой в высокой траве, да и потерялась совсем.
Направил тогда Вечерник коня вверх по левому склону, чтобы оглядеться с высоты. Вознес его конь на гору, и открылось два чудесных вида перед ним: на соседнем холме замок полуразвалившийся, зубцами на стенах и башнях ощетинившийся, впереди же — город с кривыми шпилями, изогнутыми наподобие козьего рога, да маковками кручеными, будто кровью измазанными, толстыми стенами обнесенный, рвом, невыносимо смердящим, окруженный, через который узенький мосток перекинут, не более чем в локоть шириною.
Ступил на мосток Вечерник, зажав нос рукою, коня ж в поводу повел, а навстречу ему, с другой стороны рва,— существо странного вида: руки и туловище у него — человеческие, все ж остальное — козлиное.
Сошлись они посередке — не разойтись, не развернуться, да и мосток под ними из стороны в сторону раскачивается, того и гляди рухнет. И не то чтобы падать уж очень высоко, да не хочется очень: уж больно ров внизу смердит.
— Стой, кто идет!..— воскликнуло существо.— Что за гость непрошеный посмел границы Козлорадова Царства нарушить?!
— Позволь-ка проехать, любезнейший! — рек миролюбиво Вечерник.— Не враг я и не тать, не лихой человек, а много уж ден в пути, хочу передохнуть, силы подкрепить в городе, что передо мною, а потом и дальше поеду, вреда никому не причиня!
— Не-ет! Не пропущу я тебя так просто! — засмеялось существо по-козлиному да рогами замотало.— Сперва в двух баранов сыграем!
— Это как так? — осведомился Вечерник.
— А вот как: бодаться и толкаться до тех пор будем, пока один из нас вниз не упадет! — пояснил козел.
— Неохота мне что-то в такую игру играть,— не согласился Вечерник.— Вон ты какой грязный да вонючий, в ров упадешь — от тебя не убудет; мне ж совсем не хочется в грязи вымараться!..
— Не хочешь — и не надо,— вздохнул козел.— Тогда дань плати! Никто еще задаром по мосту Двух Баранов не проезжал!
Достал Вечерник из сумы пару беличьих шкурок, бросил их козлу под ноги. Поднял тот, понюхал зачем-то, спрятал и сказал:
— Не велика дань, чтобы вас двоих в Козлорадову землю пущать! Или ты один проходи, или пусть твой конь проходит.
— Да как же без коня-то я?! Или конь — без меня?! — вскричал Вечерник.— Не пойдет так!
— Вот и все вы такие...— посетовал козел.— Ладно уж, проходи сам, а коня твоего постерегу покуда... Да не позабудь за мою доброту словечко недоброе за меня замолвить перед Козлорадом Великим! А то надоело мне что-то от таких пройдох, как ты, мост стеречь... Пора бы уж и на покой!
— Это я-то — пройдоха?! — рассердился Вечерник.— Это тебе-то, грязная скотина, коня своего доверить?! А вот я тебя сейчас копьем поддену!..
— Э-э!..— испугался козел и затрясся от страха.— Пощади старика, добрый молодец, не убивай, не губи тушу! Дома детишки малые плачут, ждут не дождутся, когда я им молочка принесу,— один я в семье кормилец остался, всех других в Козлорадову рать прибрали!
— Тогда прочь с дороги, старая образина! — прикрикнул на него Вечерник.— Дай проехать!
— Эх, жизнь!.. — воскликнул жалобно козел.— А еще потом грязным обзывают! Будешь тут грязным, когда...— и сиганул с моста в ров, только бурая жижа над ним сомкнулась, забулькала и круги по ней разошлись.
Толпа весьма воинственно выглядящих козлов в кумачовых рубахах, подпоясанных золотыми лентами, с бубенцами на шеях, с рогами, выкрашенными красною охрою, вооруженных пиками и палашами, окружила Вечерника, едва сошел он с моста по другую сторону рва.
От толпы отделился важного вида козел с рогами, закрученными по-бараньи, имеющий, помимо всего прочего, еще и саблю на перевязи да золоченые шпоры на ногах. Приблизившись, он нелепо скакнул, звякнул шпорами, слегка наклонил голову и отрекомендовался:
— Барон Баран — Начальник городской стражи!
Потом переступил с ноги на ногу и продолжил:
— Да будет тебе известно, чужеземец, что ты вступил в пределы Козлорадского Царства! По нашим законам, прежде чем войти в стольный город Ярилову Плешь и предстать пред красные очи мудрейшего из царей, Его Величества Козлорада ХХХIII, ты должен уплатить дань, доложить о цели своего путешествия и сдать оружие городской страже. Первое, надеюсь, ты уже сделал, осталось лишь выполнить второе и третье условия. Отвечай же, зачем прибыть изволил?
— Держу я путь в Змиево царство-государство,— отвечал Вечерник,— намереваясь с Поганым силами померяться да порешить его, с тем чтобы дочку царя роситского из плену вызволить, а с нею и много других дев и мужей, от Змия пострадавших. В вашем же городе я проездом и долго не задержусь, вреда тоже никому чинить не собираюсь. В подтверждение истинности моих слов готов выполнить я ваши условия и вверить вам под охрану коня моего да оружие, с тем, однако, чтобы вернули мне их при выезде из города!
— Благое намерение...— кисло поморщился барон Баран.— А с благими намерениями у нас, как известно, одна дорога — во дворец Козлорада...
— Эй, Чин-Чинарик!..— схватил он за бороду тощего козленка-стражника.— Скачи в город, живо!.. Предупреди Тайного Советника Козияра о прибытии почетного гостя!
— Эй вы, остолопы!..— заорал он на остальных.— Хватит глазеть! Построиться! Сопроводить почетного гостя во дворец! Скачками марш! Ать-два-три, левой, левой, хоть умри... шесть, пять, четыре, правой, правой шире!..
Козлы нестройною толпою построились, окружив Начальника Стражи и Вечерника, и, то и дело сбиваясь с ноги, бодро заскакали по мощеной черепами дороге к городским воротам.
— Гимн запе-евай! — скомандовал барон Баран, и козлы препротивными голосами, стараясь переорать друг друга, грянули невпопад песню.
Козлорадский край вели-ик, Много в нем лесов и ре-ек, В нем козлам привольно жи-ить: Есть что жрать и есть что пить! Есть у нас рога, копы-ыта, Все пути для нас открыты! Враг бежит, сверкая за-адом, Видя силу Козлорада! Гордо реет стяг козлиный, Все кричат: "Ура!.. Ура!... Козлорад несокруши-имый, Грозный Козлорад! Вывел нас из тьмы и сму-уты В дивный город-сад, Снял штаны с нас, снял с нас пу-уты Мудрый Козлорад!
— А почему штаны-то снял? — спросил Вечерник, наклонясь к уху Начальника Стражи.
— О!..— отозвался тот.— Еще Козлорад Великий Первый особым Указом о Штанах запретил их ношение, поскольку, во-первых, ни к чему скрывать предмет национальной гордости великокозлов, а во-вторых, все они пошли на изготовление знамен, ибо мы ведем столько войн одновременно, что знамен никогда не бывает в достатке. После каждого сражения мы не досчитываемся десятка-другого...
— А-а...— кивнул Вечерник.— Знамена оказываются в руках противника?
— Гнусная клевета! — взвизгнул барон Баран.— Так утверждают только наши враги. На самом же деле мы их водружаем над покоренными городами и крепостями...
— Эй, стража, громче петь! — рявкнул барон Баран, прерывая перешедший в опасное русло разговор,— и козлы грянули с новою силою:
...Дал нам счастье, дал нам во-оздух, Землю дал и мир, Дал капусту и свободу Славный наш кумир! Мы на все имеем пра-аво, Не сыскать на нас упра-авы, Это очень нам по нра-аву, Козлораду — слава, слава! Вместе дружною семье-ою Рай козлиный мы построим, К светлой цели топай, бра-ат, Нет пути назад нам в ад! Громче бубны и фанфа-ары,— Козлораду — слава, слава! Что еще для счастья на-адо? Слава, слава Козлораду!
Песня кончилась. Козлы сильно притопнули копытами и остановились неподвижно перед воротами.
Барон Баран разбежался и сильно ударил копытом по кованым, местами изъеденным ржавчиной створам.
— Бомм-бумм...— гулко отозвались ворота и приотворились. Козлы гурьбою, тесня и толкая друг дружку, ринулись в образовавшийся проем, увлекая с собою и богатыря.
— Живей!.. Живей!..— поторапливал их барон Баран.
Не успел Вечерник уразуметь причину такой спешки, как она прояснилась сама собою: ворота с лязгом захлопнулись, едва он вошел, защемив следовавшего за ним стражника и оставив еще двух-трех вне стен города.
— Добро пожаловать в Ярилову Плешь, дорогой гость! Милости просим! Козияр — Тайный Советник Его Величества и Министр по Удовольствиям — к твоим услугам! — подскочил к добру молодцу и выпалил единым духом козел с громадной золотой серьгой в ухе, оттягивающей ему мочку чуть ли не до земли.
По мановению руки Тайного Министра по Удовольствиям слуги раскатали вдоль дороги красную ковровую дорожку, вперед помчались свирепые царевы опричники с дубинами, колошматя ими всех без разбору, кто по неосторожности попадался на пути, за ними двинулись герольды с трубами, издававшими настолько мерзкие звуки, что хотелось заткнуть уши и бежать без оглядки, затем — Вечерник в сопровождении Козияра и Начальника Стражи, а следом уж все остальные.
Дышать было трудно. Тяжелый, застоявшийся воздух Яриловой Плеши, насыщенный запахами гари, козлиного пота, нечистот, в изобилиии валявшихся прямо на улицах, еще невесть какой отравы, угнетал и одурял.
Вечерник задыхался, кровь стучала у него в висках, по лицу ручьями стекал пот.
Кроме того, его ужасно донимал шум и гам, царящий кругом. Козлы орали, суетились, размахивали руками, толкались, скакали, как оглашенные. Где-то кого-то били, втаптывали в грязь, отовсюду слышались брань и взрывы отвратительно хохота. Под ногами у взрослых путались сопливые козленята, козлятки и совсем еще крохотные козявочки, занимавшиеся тем, что с видимым наслаждением — довольные, что никому нет до них дела — крутили друг дружке хвосты, бодались и пускали кораблики-щепочки в лужицах нечистот.
В глазах пестрело от невыносимо ярких и броских, диковатых сочетаний красного и зеленого, оранжевого и грозового, черного и желтого,— и хотелось их прикрыть, чтобы не видеть вокруг мельтешащих глумливых и угодливых, чванливых и наглых, подобострастных и развратно-тупых, дурных, уродливых, омерзительных козлиных рож.
— О, Род Всемогущий, куда ж я попал!..— простонал в отчаянье Вечерник.— Козлы козлами, что ни на есть! И никакого спасу нет от них, окаянных! Нешто в королевстве сем все такие?!
— А вот и дворец! — пихнул его в бок Министр по Тайным Удовольствиям.— А в нем и жратвы навалом! Небось проголодался с дороги-то?
Ковровая дорожка кончилась,— богатырь поднял глаза и увидал перед собою здоровенную, покосившуюся на один бок, с кривыми заотрившимися кверху башнями и красными луковками на них хоромину, порядком уже обветшалую и, судя по всему, готовую в любой момент рухнуть.
— Добро пожаловать во Дворец Четырех Козлов! — возгласил Тайный Советник Козияр, распахивая перед Вечерником скрипучую, висящую на одной петле дверь.
Что-то бесформенное, розовое, завернутое в одеяло с пронзительным визгом метнулось прочь из комнаты, оставив после себя сладковато-дурманящий запах.
— Послушай-ка, любезнейший... Как там тебя?..— обратился Вечерник к своему проводнику.
— Козияр...— подсказал Министр по Удовольствиям, угодливо пошаркав копытцем.
— Послушай-ка, Козияр,— продолжил Вечерник.— Да никак мы в спальне?..
— Именно так,— подтвердил Козияр.— Перед нами опочивальня Ее Высочества принцессы Егозы. Для удобства она расположена при входе, дабы ночные утехи принцессы не мешали Их Величествам спокойно спать... Прошу извинить сей маленький казус, Ее Высочество не было предупреждено о нашем приходе и не успело подготовиться должным образом... Прошу сюда...— сказал Козияр, открывая дверь в следующий покой.
Сразу же за спальней принцессы следовала кухня, на которой жарилось и варилось нечто тошнотворное, способное одним лишь запахом отбить аппетит даже у изголодавшегося бродячего пса.
Из кухни они попали в Тронную Залу, одна из стен которой была выложена целиком мозаикой из самоцветных камней, выполненной в виде карты. Моря на ней были сумрачно-синие — из лазоревого камня, добрую треть занимали владения Козлорада, выложенные ярким огненно-красным лалом, все же остальные земли, за редким исключением, были из желтоватых оттенков ясписа, с бурым пятном Берберры — страны медведей, с оранжевым — Змиева Царства и с голубовато-серым камнем возле самой Яриловой Плеши. Почти повсеместно карта была испещрена красными козлорадскими флажками с бледно-зелеными капустными кочанами на них, и лишь над голубовато-серой точкой реял темно-серый флаг со зловеще-зубастой вишневой полосой по диагонали.
— Что это? — ткнув в него пальцем, спросил Вечерник.
— Это наше несчастье,— вздохнул Козияр.— Уже много лет не можем мы выбить врага из его логова... Это Ула-орд — обитель серых разбойников,-- и расположен он, на беду, совсем рядом с Яриловой Плешью...
— А где Страна Росистых Лугов? Где Янтария? Приладье? Ирея, наконец?.. Что-то никак я не могу их разглядеть на вашей карте! — недоуменно воскликнул Вечерник.
— Ирея?.. Приладье?..— растерянно переспросил Тайный царев Советник.— Да таких земель и нет вовсе!
— Это как так нет? — возмутился богатырь.— А я откуда по-твоему взялся? С Большого Ковша, что ли, рухнул?!
— Не могу сказать ничего определенного...— отозвался Козияр.— Надо будет узнать у Ученого Советника Кузен-Козена, это он карту составлял... Прошу сюда пожаловать!..
Попавши из светлой Тронной Залы в полумрак следующего помещения, Вечерник поначалу ничего не мог разглядеть, но вот глаза его попривыкли, и он различил серые осклизлые с буроватыми пятнами и подтеками стены, стол, заваленный устрашающего вида предметами, и здоровенного ухмыляющегося борова, голого по пояс, но при этом — в малинового цвета штанах.
— Где это мы? — спросил добрый молодец.
— В моей мастерской,— еще шире расплылся в ухмылке боров.
— А-а,— потянул богатырь.— И каким же ремеслом ты владеешь, милейший? Не по кузнечной ли части? Ежели да, то не мог бы ты мне меч выковать — своего-то я лишился хитростию чародейскою...
— Не...— отозвался боров.— У меня другое ремесло: из людей козлов делаю, из козлов — баранов; жилы могу вытянуть, глаза выдавить, за бороду кого-нибудь подвесить... Больше ничего не умею.
— Да это ж палач — Брадотряс! — шепнул Вечернику позеленевший от страха Козияр.— Мы в камере пыток! Пойдем-ка отсюда!..— и попытался бочком протиснуться между добрым молодцем и боровом ко входу в следующий покой. Но это ему не удалось. Брадотряс поймал его за серьгу и сильно дернул, вызвав слезы на глазах Министра по Удовольствиям.
— А ты, приятель,— сказал при этом палач,— передай царю, что если жалованье за прошлый месяц уплачено нынче не будет, то я сам за ним приду!
Козияр пискнул что-то в ответ и быстро юркнул за дверь. Вечерник, провожаемый задумчивым взглядом палача, поспешил за ним.
— Никакого с ним сладу нет!..— пожаловался Козияр, потирая ставшее пунцовым ухо, когда они оказались в длинном и узком переходе с маленькими окошечками по обеим сторонам.— Тиран!.. Кровопийца!.. Сам царь его пуще смерти боится!
— А зачем же тогда держит при себе? — спросил Вечерник.— Выгнал бы в три шеи!
— А никто его и не держит! — отозвался Тайный Советник.— Он сам пришел, сам свои услуги предложил, сам жалованье себе назначил и уйдет, говорит, сам, когда вздумает!
— Выходит так,— высказал свои мысли вслух Вечерник,— что не царь, а палач в вашем царстве-государстве всем заправляет?
— Выходит, что так...— вздохнув, согласился Козияр и тут же спохватился: — Ой! Что это я болтаю? Это ж наипервейшая государственная тайна,— казнят меня за разглашенье! Ты уж не выдавай меня, чужеземец! Ладно?..— и заискивающе заглянул богатырю в глаза.
— Может, и не выдам,— усмехнулся Вечерник.— Если раскроешь мне вторую государственную тайну!
— Ой, горе мне, горе!..— возгласил Козияр.— Казнят меня, как пить дать!.. Ну да слушай!.. Вторая государственная тайна — это то, что принцесса Егоза — не принцесса и не коза, а... Догадайся, кто?
— Свинья! — наобум брякнул богатырь.
Козияр побледнел.
— А ты прозорлив, чужеземец! — заметил он.— Не иначе, как и тебя казнят!.. Да, принцесса действительно свинья, и дочка не царева, а палачева... Только не выдавай меня, слышишь?!
— Не выдам, коль третью тайну мне раскроешь...— сказал Вечерник.
— А третья тайна — то, что барон Баран — остолоп и баран, стражники его — козлы козлами и проку от них никакого! — выпалил Тайный Советник.
— Ну, это я и без тебя знаю,— заметил Вечерник.— Дальше давай!
— Дальше? — переспросил Козияр.— Ну, если угодно... Главный казначей царства Бродило-Мутило...
—...плут, обманщик и вор! — подхватил добрый молодец.— Дальше!
— Ученый советник Кузен-Козен...
—...дурак набитый! Дальше!
— А тайный Советник...
—...болтун, каких мало! — продолжил Вечерник.— Это все и так ясно. Ты мне лучше скажи, как выбраться из вашего царства-государства?!
— А вот это как раз и есть последняя государственная тайна! — торжественно заключил Козияр.— И я ее тебе ни за что не выдам, даже если б и хотел!.. Ибо ни я и никто другой, окромя Священного Козла, этого не знает,— иначе б все давно уж поразбежались!
— Что это еще за козел священный? — осведомился Вечерник.
Козияр собрался было что-то сказать, но в это время дверь перед ними распахнулась, и навстречу шагнул красноносый козлище в расшитой золотом ливрее. Бросив на тайного Советника подозрительный взгляд, он скорчил богатырю льстивую рожу и жестои пригласил их войти.
— Их Величества ждут,— шепнул он.
— А почему палач-то — в штанах?..— спросил шепотом Вечерник у Козияра.
— Да кто ж с него осмелится штаны-то снять? — также шепотом отозвался тот.
— Хватит шептаться! — шикнул на Тайного Советника козел в ливрее.— Входите!
— Прошу, дорогой гость, в Залу Игрищ! — громко возгласил Тайный Советник, и они шагнули в просторное помещение, расписанное фресками с изображением козлов,— пляшущих, воюющих, игриво скачущих по полям, поросшим капустой,— где в окружении слуг, министров и ближайших родственников, за столом, покрытом красною парчою, на котором стоял золотой таз с водою, в болотного цвета кафтане сидел сам Козлорад Тридцать Третий Мудрейший и лениво пожевывал кочерыжку.
На голове у него заместо короны наколот был на рога большой капустный лист.
Двое слуг усердно копались в его всклокоченной рыжеватой бороде, время от времени то один, то другой из них добывал из нее блоху и под одобрительные возгласы окружающих бросал ее в тазик.
Вошедшие поклонились, и Козияр, дождавшись, когда на них обратят внимание, представил богатыря царственным особам.
— Ихнее Благородие странствующий рыцарь Вечерник, прибывший из дальних краев, чтобы засвидетельствовать свое почтение и выразить восхищение Мудрейшему из правителей и поучиться у него уму-разуму!
Все обратили взоры на Вечерника.
— В-весьма поуч-чительно...— заметила тощая, как осиновый кол, коза, поднося к глазам лорнетку.
— Как это романтично! — восхитилась пухленькая розовая хрюшка в голубой вуальке, беспокойно заерзав на своей скамеечке у ног козлиного царя.
— Ее Величество царица Козимора и Ее Высочество принцесса Егоза! — представил дам Тайный Советник.
Вечерник отвесил учтивый поклон.
— Жвам!..— сказал Козлорад XXXIII, запуская в ноздрю палец и расплываясь в самой что ни на есть омерзительной улыбке.
Вечерник сдержался, но на всякий случай отступил на два шага назад.
— Жра-ам!..— выкрикнул Козлорад, опуская в тазик ноги.
— Его Величество приглашает всех принять участие в трапезе,— перевел Министр по Удовольствиям.
— На каком же это языке изволит изъясняться Их козлиное Величество? — хмыкнув, спросил добрый молодец.
— О!.. Мудрейший из Мудрейших изучил такую уйму языков, что трудно разобраться, на каком именно он говорит... Даже я понимаю его с трудом... В данном же случае им был употреблен ново-козлорадский язык, изобретенный непосредственно самим Его Величеством,— самый звучный, выразительный и лаконичный язык в мире, на котором в недалеком будущем, несомненно, заговорят все! — отвечал Козияр.
— Цыц дубб!..— визгливо выкрикнул Козлорад XXXIII, вскакивая.— Жрам жив!
Министр по Удовольствиям почтительно замолчал.
Вслед за Козлорадом окунули ноги в тазик и все присутствующие (за исключением Вечерника, пренебрегшего местным обычаем), после чего перешли из Залы Игрищ в Столовую Палату, где уже полы прогибались под гнетом различных явств и напитков, куда ни шагу нельзя было ступить без того, чтобы не задеть какое-нибудь корыто, ведро или лохань.
При виде раскинувшегося у его ног изобилия блюд, откушав любое из которых подохла бы, вероятно, и свинья, у богатыря захолонуло внутри и повело живот.
Меж тем приглашенные уже успели разместиться и жадно накинулись на еду. И не успел Вечерник еще хоть как-то приноровиться к колориту местной кухни, как все уже было выжрано, обглодано и подлизано.
— Харч жив!..— скомандовал Козлорад XXXIII.— Бам-бам!
— Сейчас будет музыка! — шепнул Козияр в ухо добру молодцу, смачно рыгнув.
Слуги внесли следующую порцию блюд, на помост в углу с лихим присвистом выскочили четверо козлов и поклонились.
Публика заапплодировала.
Один из музыкантов сильно ударил молотом по большой сковороде, подвешенной у него за бороду. У Вечерника зазвенело в ушах.
Козел ударил еще раз, и еще, и еще,— удары слились в один оглушающийнеумолчный гул, двое других козлов затрясли бубнами, завыли, принялись чем-то скрежетать, топать и свистеть, чем дальше, тем все более входя в раж. Четвертый козел окатил себя из ковшика крутым кипятком, скорчился, разогнулся и заорал так, что заглушил все остальное. Глаза у него при этом побелели и выкатились из орбит.
Вечерник зажал себе уши руками и пригнул голову.
— Каково-с? — горделиво спросил сияющий Козияр, дружелюбно боднув его рогом, когда кошмарное звукопредставление кончилось.— Оратория моего сочинения!
— Свернул бы я тебе башку, образина, за такое сочинение! — с угрозою в голосе отозвался Вечерник.
— Восхитительно! Очаровательно! Прелестно!..— заволновалась публика.
— В-весьма поуч-чительно...— выдавила из себя царица Козимора, криво улыбаясь.
— Как это романтично!.. Неподражаемо!..— воскликнула принцесса Егоза, всплеснув ручками.
— Брав, брав!..— выразил свое одобрение царь и тоже сдвинул ладоши.
Министр по Удовольствиям поднялся и важно раскланялся во все стороны. Но тут всеобщее внимание было отвлечено новым событием. Дверь распахнулась, и в Столовую Палату был внесен чан, до краев наполненный чем-то булькающим и копошащимся, воняющим, как отхожее место.
— Что это?..— хрипло спросил Вечерник, чувствуя, как теплая волна поднимается у него по пищеводу.
— Национальное козлорадское кушанье!..— с благоговением отозвался Козияр.— Тухлая капуста с гнилой рыбой и дождевыми червями в соусе из...
Он не договорил, так как в этот момент несчастного Вечерника вывернуло наизнанку прямо на голову Министра по Удовольствиям.
— Вот тебе твое национальное кушанье!.. — проревел побледневший богатырь.— Из-за тебя, ирод, мне теперь неделю никакая пища в глотку не полезет!
— Что такое? — спросила царица Козимора, поднося к глазам лорнетку.
— Как это романтично!..— страстно прошептала принцесса Егоза, подпрыгивая.— Жаль, что я на диете!..
— При-ят-но-го ап-пе-ти-та, голубчик!..— членораздельно произнес Козлорад XXXIII.
Все разулыбались.
— Его Величество шутит,— пояснил Козияр, отряхиваясь.
Наконец козлиная трапеза была завершена. Козлорад откинулся на подушках, утер рот полою кафтана и блаженно погладил вздувшийся живот.
— Пойл да бабб!..— жеманно изрек он.
— Вина и зрелищ! — перевел Министр по удовольствиям и хлопнул в ладоши.
Слуги обнесли присутствующих сладкими ликерами. Козлы-музыканты вновь схватились за бубны. На помост высыпали размалеванные черным и красным козлы и принялись, повизгивая и похохатывая, скакать, носиться и дрыгать ногами.
Козлорад XXXIII лукаво подмигнул Вечернику своим красным глазком и, изловчившись, ущипнул Ее Величество царицу Козимору.
От неожиданности та выронила лорнетку, охнула и пнула копытом первого подвернувшегося под ногу козла. Тот отлетел в сторону и, падая, зацепил бочонок с вином.
По полу покатилась хмельная река, и это послужило как бы сигналом для всех остальных: козлы и козы, толкаясь пинаясь и щипля друг дружку, бросились к ней с диким хохотом, приникли и принялись лакать.
Министр по Удовольствиям подал слугам знак, и те опрокинули на пол еще четыре бочонка. Образовалось целое винное море.
Принцесса Егоза, воспользовавшись всеобщей суматохой, улизнула со своего места, подкралась незаметно к Вечернику и, громко взвизгнув, ущипнула сама себя.
Взоры Их Величеств обратились на богатыря.
— Честь!..— возмущенно выкрикнула царица Козимора и сильно дернула себя за бороду.— Срам!..
— Срамм?.. — повторил Козлорад XXXIII и гневно затопал ногами.— Срамм!.. Драмм!.. Драмм жив!..
— Драмм!.. Драм!..— завопили сл всех сторон разошедшиеся козлы.
— Что это они так разорались?..— с подозрением в голосе спросил Вечерник Вечерник, хватая Козияра за серьгу.
— Их Величества предлагают досточтимому гостю руку и тушу принцессы Егозы...— пролепетал Министр по Удовольствиям, скривившись от боли.
— Вот еще!.. Чтобы я на свинье женился?! — возмутился Вечерник.— Хрен!..
При этих его словах царева дочка завалилась с ревом на пол и задрыгала в воздухе короткими жирными ножками, затянутыми в розовый атлас.
— Хренн?! — удивленно взметнул брови Козлорад.— Чужеземец сказал "хренн"?.. Но откуда он знает ново-козлорадский язык?.. Шпикк?..
— Именно так, Ваше Величество! — подтвердил Козияр, вырываясь из рук богатыря.— Лазутчик, не иначе!..
— Урл козл взям шпикк!.. Взуб врылл битт!.. Всуд таск жив!.. Дух шибб!..— взревел царь.
— А вот я тебе покажу сейчас "дух шибб", козья морда...— воскликнул добрый молодец, внезапно начавший понимать козлиный язык и без толмача.
Но не успел он и шагу ступить, как набежавшие со всех сторон царевы холуи и опричники набросились всем скопом на него, принялись тузить, бодать и пинать, повалили на пол, выкрутили руки и крепко связали веревками.
— Врубб башка! — приказал Козлорад.— Звам Брадотряс.
Вошел палач и остановился у дверей, любовно поглаживая острие топора.
— Ваше Величество, не лучше ли будет принести его в жертву Священному Козлу? — предложил ученого вида козел в колпаке, из-под которого выбивались пегие клочья свалявшейся, давно не чесаной шерсти.
— Кузен-Козен прав,— поддержала его царица Козимора.— Это будет в-весьма поуч-чительно...
— И р-романтично!..— проревела уже пришедшая в себя после истерики принцесса Егоза, сидя у ног мамаши и с любопытством наблюдая за происходящим.
— Быть по сему!..— согласился Козлорад.— Брадотряс, приведи Священного Козла!
Палач удалился и появился вновь через некоторое время, ведя за собой на привязи громадного черного зверя с повязкою на глазах.
— В последний раз спрашиваю,— грозно вопросил царь у богатыря.— Или драмм, или хренн жвамм?!
— Жаль не успел до тебя добраться, козья морда! — отозвался Вечерник.— Ох, мне бы сейчас палицу мою!
Козлорад мотнул рогом и подал палачу знак. Присутствующие расступились по стенам, образовав свободное пространство в середине зала, и затаили дыхание в предвкушении захватывающего, щекочущего нервы зрелища.
Палач снял с глаз Козла повязку, перерезал путы, связывающие Вечерника, и подтолкнул добра молодца навстречу священному зверю. Огненные, сочащиеся яростью и безумием глаза Черного Козла и холодные, преисполненные решимости — Вечерника — встретились.
И в этот миг посреди воцарившейся напряженной тишиныраздались отчаянные призывы о помощи, топот ног,— дверь распахнулась, и в залу влетел неказистого вида козлик с дергающейся головою и жуликоватыми, насмерть перепуганными глазами.
— Бродило-Мутило?..— воззрился на него Козлорад.— Что случилось?
— Волки! — единым духом выдохнул тот.— Спасайся, кто может!.. Волки из Ула-орд повсюду: и в городе, и во дворце!
По толпе коз и козлов пронесся испуганный гул.
— Атас!!! — завопил Начальник Стражи барон Баран, вскакивая, и опрометью кинулся вон, увлекая за собой царевых опричников.
— Цыц!..— прикрикнул Козлорад.— Слушать приказ! Волков не бояться — в лес уходить! Цыц, болваны, трам-тарарам!..
Но его уже никто не слушал.
Сбивая друг друга с ног, теснясь и толкаясь, что-то крича, ополоумевшие от страха козлы бросились вон из Столовой Палаты в соседний покой, оттуда, скатываясь, перепрыгивая через три ступеньки вниз по винтовой лестнице,— во двор, через лаз в заборе, а дальше — кто куда.
Спустя мгновенье дворец опустел, в зале остались лишь Вечерник да Черный Козел, а еще через одно туда уже ворвались волки.
Один из них тут же с рыком бросился на богатыря, но, получив неожиданный отпор,— ударом топора, который бросил удирая палач, Вечерник раскроил ему голову надвое,— замертво рухнул на пол.
Остальные застыли, ощерясь и грозно скалясь.
— Человек!..— удивленно прорычал крупный волк в венце из волчьего лыка.— Не будь я Ульвинг Серый, ежели мы сегодня не полакомимся человечиной!
Но тут Черный Козел, до того стоявший неподвижно, как истукан, и хранивший молчание, заревел вдруг:
— Человек — мой! Не смейте к нему прикасаться, его принесли мне в жертву!..
— Но это мы еще поглядим, священный урод, кто здесь чей!..— огрызнулся Ульвинг Серый, рванувшись к козлу, но был остановлен со свистом рассекшим воздух топором богатыря.
— Прочь с дороги, человечье отродье! — рявкнул волк.
— Защищайся, серый разбойник! — выкрикнул Вечерник, вновь замахиваясь топором, но в этот момент один из волков, незаметно прокравшись богатырю за спину, схватил его за запястье.
Добрый молодец вскрикнул и выронил оружие.
Однако, тут к нему на помощь пришел Священный Козел, поддев рогами предательски напавшего волка.
Воспользовавшись заминкой среди врагов, Вечерник схватил с полу и всею его тяжестью обрушил на Ульвинга.
Оставшиеся без вожака волки отпрыгнули. Богатырь же, не дого думая, вскочил на Священного Козла верхом, ударил его пятками по бокам и воскликнул:
— Ну! Выноси теперь, нечистый! Прочь отсюда!..
— Обруч!..— взревел козел.— Сорви обруч у меня с шеи!..
Нащупав на загривке у зверя разомкнутый с одной стороны медный обруч, Вечерник разогнул его и швырнул на пол.
И в то же мгновенье дворцовые своды задрожали, одна из стен рухнула, открывая путь на свободу, Козел вместе с седоком взвился в воздух и устремился в небо на глазах изумленных волков.
Не успел добрый молодец и дух перевести, а были они уже далеко за пределами Козлорадья и внизу простирались совсем уже иные земли...
Но обо всех приключениях, которые претерпел Вечерник далее, мы еще успеем поведать, покуда же возвратимся к замшелому камню у развилки дорог и последуем за кем-нибудь из братьев богатыря...
| вернуться назад... | дальше через Пропасть!.. |
| оглавление | карта сказки | посвящение | на главную |