В Стране Солнечного Камня — Янтарии,— в городе Алатре, что гордо возносится своими зубчатымы башнями, остроконечными шпилями и янтарными куполами над седыми водами Полуночного моря, жил да был купец Енох. Был он высок ростом, с волосами как лен и с — подобно северному морю — такими же, серыми и холодными глазами, глядящими решительно и зорко. Молод был купец Енох, богат и разумен не по годам. К своим неполным тридцати исходил он с караваном множество стран и уйму истоптал башмаков. Побывал на юге — в Бриссе и Леардии, в странах Зарифья и в Западном Королевстве, в Стране Тысячи Озер и при дворе Гальфдана Черного, ходил за три моря в дивную Эль-Ладу, где обитает смуглое племя эллинов, и добирался даже до далеких Зеленых Островов.
Немало диковин и чудес довелось повидать Еноху в своих скитаниях. Видел он людей без носов и с двумя головами, людей с синей кожей и с черной, людей с третьим глазом на макушке и живущих по семьсот лет. Встречал на пути карликов и великанов, сражался бесстрашно с троллями и драконами, и даже с ящеровыми слугами — морскими коньками.
Не раз грозила Еноху смертельная опасность, не однажды висела жизнь его на волоске, но не бывало такого, чтобы он растерялся, дрогнул или оробел.
Сильный был человек Енох-купец, никогда своей выгоды не упускал, и сама Судьба благоволила к нему.
Нажил он свое богатство не обманом и подлостью, а честным трудом, упорством да смекалкою, как принято у купцов говорить, и мог бы жить-поживать дальше в свое удовольствие, не зная ни тревог, ни забот, не ведая укоров совести, и никто бы не посмел упрекнуть его за это.
Сидел бы Енох-купец в выстроенном собственными руками доме с лепными карнизами, резными ставнями, башенками и балкончиками с ажурными решетками или прогуливался бы по саду, благоухающему пряными ароматами растений, привезенных со всех концов света, украшенному фонтанчиками и скульптурами в духе эллинов, услаждая слух пением заморских птиц и любуясь на янтарные колонны, стены и башни Дворца Владык, расположенного поблизости.
Но нет. Не давала ему успокоиться и сидеть на месте какая-то неведомая сила, вновь и вновь подхватывала его, отрывала от всего родного и привычного и прочь от дома гнала в чужие края навстречу опасностям, неожиданностям и невзгодам пути в поисках неизвестно чего.
Сколько ни пытался сопротивляться ей, неладной, Енох — бесполезно. Как ни уговаривали, ни увещевали родные и друзья — все бестолку. И даже Яниза — румянощекая, пышнотелая скромница Яниза!..— не смогла убедить Еноха остаться, хоть и добилась от него обещания, что предстоящее путешествие его будет последним.
— Только вот доберусь до дивной Эль-Лады, посмотрю еще разок на заморские чудеса — и тут же скорей обратно! — сказал он девушке на прощанье.— А тебе, прелестница, привезу я в дар поющих рыбок африканских, да нетопырьчика ручного, да чаю цейлонского пуд, и позабудешь тогда ты всякую кручину-печаль навек!
— Ничего мне не надобно,— отвечала Яниза, рыдая.— Только возвращайся-ка сам поскорее! — и, обняв муженька, сняла с шеи своей талисман из темно-красной венисы и надела его на шею Еноху.
— Он поможет в дороге тебе — лихо отгонит,— сказала она.— А еще... Еще пусть хоть немного обо мне напоминает, недаром же именем схож этот камень с моим...
Поцеловал Енох Янизу, поблагодарил и в путь тронулся. За ним следом и другие купцы поехали.
Едва выехал караван за околицу, как завыла где-то рядом собака, будто покойника почуяв; налетел нежданно-негаданно шквал, забросал путников холодными брызгами и поднял пыль. В небе загрохотало.
— Дурная примета,— заметил кто-то из купцов.— Гневается Святовит нынче... Не отсрочить ли отъезд?
Но ничего не ответил Енох, хлестнул своего коня и помчался вперед, пригнув голову.
Мрачные думы одолевали его. Давеча, когда выходил он из храма Святовита, подошел к нему чужеземец в волчьей шкуре, с дурным лицом и с повязкою на левом глазу.
— Не ты ли будешь Енох, известный богатством своим и отвагою? — спросил.
— Да, я...— подтвердил Енох-купец.— А тебя как звать-величать прикажешь, любезнейший?
— Что тебе в моем имени? Неизвестно оно тебе... Зовусь я Рутром,— отвечал незнакомец.— Лучше скажи, правда ли, что назавтра собираешься ты идти с караваном по Янтаревому пути за Рифейские горы?
— Так оно и есть... Да, видать, тебе про то не хуже моего ведомо...— усмехнулся Енох.— А имя твое мне известно, ибо на козлорадском наречии означает оно "беда"... Не оттуда ли ты и сам родом, чужеземец?
— О, досточтимый Енох-купец, правду о тебе толкуют: велики твои познания! Да только ошибся ты на этот раз! Козлорадье — Ярилова Плешь — от моих краев далеко, родом я из Зарифья, с берегов Литты, а к тебе с делом пришел, услыхав, что ты туда собираешься...
— Что ж за дело у тебя ко мне, любезнейший Рутр? — спросил Енох-купец, приглядываясь к незнакомцу, чей вид не внушал ему доверия, повнимательнее.
Усмехнулся тот криво, заметив интерес к своей наружности, отчего показались у него по краям рта желтоватые клычки, и протянул Еноху Стрелу с острием из оранжевого сарда и с такого же цвета оперением, покрытую письменами и насечками.
— Не согласишься ли ты, Енох достославный, передать эту вещицу дивную братцу моему Турту, что живет с семьей в Одинокой Хижине у Вурдалачьего Брода? Щедро он заплатит тебе за эту услугу!
— Дело нехитрое! — кивнул купец.— Давай свою Стрелу! Так как, говоришь, брата твоего зовут?
— Турт его имя, мое же — Рутр... Несложно запомнить. Особенно для того, кто в языках силен... Ибо на берегах Литты означает "турт" то же, что и "рутр" — в Козлорадье... Помни только, что передать Стрелу ты должен не позднее полнолуния!
С этими словами незнакомец отступил от колонны, к которой стоял прислонясь, быстро пересек площадь перед храмом и скрылся за углом.
Глядя ему вслед, поразился Енох тому, что у незнакомца не было тени,— солнечные лучи проходили сквозь его тело так же беспрепятственно, как сквозь обычное стекло, и догадался купец, что с нелюдью он только что беседы вел. Бросился он было вдогонку за Рутром, чтобы отказаться от сделки, но того уж и след простыл.
И испугался вдруг Енох неведомо чего, и дрогнул духом, побледнел челом. Да тут еще ворон черный, неладен будь, каркнул над самою его головою, будто крестом пометил.
Так и воротился Енох-купец домой в тревоге и смятении беспричинном, засовы крепкие на двери наложил, занавеси на окнах задернул плотно и принялся дрожащими руками Стрелу вертеть так и сяк, изучая.
Но сколь не старался он, а так и не смог надпись диковинную на древке прочесть.
— Чудная штука...— пробормотал купец наконец.— Хорошо бы ее эллинским мудрецам показать было — они во всяких дивах толк знают...
Прикоснулся он тут невзначай к острию самоцветному, и сей же миг вспыхнул камень под его рукой, будто маленькое солнышко, рассыпал по комнате живительные лучики и теплом радостным сердце согрел.
Отлегло на душе у Еноха, вздохнул он свободно и засмеялся даже, памятуя страхи свои давешние. И захотелось ему вещицу дивную себе оставить. Однако обещал ведь, не нарушать же слово...
Завернул тогда купец в тряпицу Стрелу бережно и спрятал в потаенное место.
И едва лишь сделал это, как потускнело вокруг, сгустились в комнате сумерки вечерние, и вновь нахлуныли на него тревожные думы, недобрые предчувствия да тоска неизбывная.
Опять достал Енох Стрелу — засверкал сард еще пуще прежнего, и развеялись печали, отступила тоска и преисполнилось внутри у него все блаженным покоем и радостию.
Но лишь убрал Стрелу, одиноко и сиро на душе сделалось да тоскливо. И снова вынул Енох вещицу из тайника, воззрился на волшебный камень, радующий глаз и душу и, не в силах взгляд отвести от него, так и просидел всю ночь в блаженном созерцании. Лишь под утро сном забылся.
Проснулся же с твердым намерением выторговать диковину за любую цену у брата чужеземца или обменять на что, но с нею не расставаться. С тем и отправился в дорогу...
Разыгравшаяся буря настигла путников в открытом поле, не успели они отъехать от города и десяти тем. Вмиг насквозь вымокшие и тут же озябшие, вынуждены были они остановиться. Наспех разбили шатер, развели огонь, поставили вариться похлебку.
Буря разыгралась не на шутку. Вокруг сверкали молнии, полыхали зарницы, стенал ветер, гремело и трещало. Сделалось совсем темно. С многократно расколотого громом низкого неба на землю упадали нескончаемые, сплошные потоки воды. И в двух шагах ничего нельзя было разобрать.
Купцы тесной кучкой сбились вокруг огня и притихли, поневоле прислушиваясь к жутким навьиным воплям, перемежающимся со стонами и свистом злого ветра, грохотом небесного молота по наковальне душ и шумом ливня.
— Ишь как мертвяки разошлись!.. Воют...— покачал головою купец по имени Кестунен, раскуривая трубку.
Другой купец, Гедмунд, швырнул в огонь горсть соли и положил топор у входа в шатер.
— Ничего... Не впервой нам навей отваживать...— и, желая, видимо, как-то подбодрить спутников, да и себя не в последнюю очередь, затянул песню. Остальные принялись потихоньку ему подпевать, потом разошлись, и вот уж за их зычными голосами неслышными сделались навьины крики и неистовство непогоды.
Енох не пел. Едва обсохнув, прилег он на вьюки в глубине шатра, подложил под голову руку и, достав свою драгоценность, унесся, глядючи на чудесный камень, мыслями в далекую, всегда солнечно-приветливую и вольнолюбивую Эль-Ладу.
День и ночь свирепствовала непогода. А на утро другого дня, когда ветер утихомирился, тучи рассеялись и в ясном небе засверкало солнышко, на земле перед входом в шатер увидали купцы множество следов, наподобие куриных, да покрупнее раз в пять. Бросились к лошадям — и точно! — двух не досчитались. Посетовали купцы, но ничего уж не поправишь — больно поздно спохватились,— переложили поклажу на остальных и дальше в путь тронулись.
На пятый день достиг караван берегов Литты, отделяющей Западное Королевство от земель Полуночии. Все это время, несмотря на дурные предзнаменования в начале пути, сопутствовала купцам удача. Погода больше не портилась, ни беры, ни великаны-людоеды не беспокоили, обошлось и без ставших уже обычным делом стычек с лихими людьми.
Дойдя до Вурдалачьего Брода и отыскав без труда Одинокую Хижину, оказавшуюся постоялым двором, путники единодушно решили избрать ее местом ночлега. Ибо следовало дать передышку лошадям, пополнить запасы провизии, да и самим хорошенько поесть и отоспаться, поскольку путь предстоял еще долгий...
Во дворе перед домом семеро бесноватых балбесов весьма кровожадного вида были заняты тем, что с диким хохотом и рыком дрались меж собой, стремясь завладеть здоровенной костью, валявшейся на земле, уже изрядно обгрызанной и замусоленной. Подчас они настолько входили в раж, что, забывая про кость, сцеплялись в единый орущий, визжащий, царапающийся и кусающийся клубок и в таком виде перекатывались по двору.
Наконец наиболее ловкому из них удалось вывернуться, одним прыжком он доскочил до вожделенной добычи и, радостно взревев, схватил кость зубами.
Клубок распался; балбесы, не замечая ошеломленных купцов (или только делая вид, что не замечают), похватали с земли колья и дубины и принялись обхаживать ими счастливого победителя по спине и бокам, приговаривая при этом нараспев гнусную нелепицу, вроде такой:
Чтобы шкура задубела, Не сиди-ка, брат, без дела; Чтобы шерстью поросла — Съешь двуногого осла! Не виляй хвостом, приятель, Если ты совсем не спятил, Да не показывай клыки — Люди днем мы, не волки! Вот когда взойдет Луна, Тут двуногим и хана! Тут двуногим всем хана,— Так взойди скорей, Луна! На весь мир мы пир устроим, От души потом повоем,— Славно, что и говорить, Меж людей волками быть! Очень нам, волкам, в охотку Перегрызть двуногим глотку, Вырвать сердце, кровь пустить, Расцарапать, раскогтить, Проломить башку!..— Хи-хи!..— Разорвать их на куски!.. Перешибить хребет!..— Ха-ха!..— Вынуть, вынуть потроха!
— Довольно баловать, княжичи! Не пришло еще ваше время! А ну марш в хлев покуда!
И балбесы, разом угомонившись и вмиг, на удивление купцам, приняв вид степенный и важный, прошествовали мимо них, будто и впрямь мужи благородные, и скрылись в хлеву.
Хозяин же с радушною улыбкою к гостям обратился:
— Добро пожаловать, сердешные! Рад видеть вас в добром здравии! Чай устали с дороги-то? Проходите ж в дом, не бойтесь, садитесь к столу, а Турт уж найдет чем вас поподчевать и ублажить!
Хозяин отвесил гостям земной поклон и посторонился, пропуская их в Хижину.
— О!..— только и смогли произнести купцы, завидя уставленный роскошными благоухающими явствами да винами, заваленный заморскими плодами стол: уж не пригрезилось ли? И, похвалив хозяина, воздали должное его кухне: принялись усердно есть и пить, и думать забыв о неприятном зрелище, явившемся их взорам во дворе, покуда, сытые и хмельные, не принялись засыпать тут же за трапезою.
Хозяин, лично прислуживавший им в течение всего обеда, развел гостей по комнатам и, уложив на мягкие перины, пожелал покойно почивать.
Еноха же, который пил меньше других и все еще продолжал сидеть за столом в задумчивости, спросил:
— Не встречал ли ты, Енох-купец, братца моего Рутра там, откуда путь держишь?
— Встречал...— отозвался Енох.— И похож он на тебя как две капли воды... Только повязка у него на левом глазу, а у тебя — на правом...
И спросил тогда Турт у Еноха:
— Не поручал ли тебе, Енох-купец, передать что-либо для меня братец мой Рутр?
— Поручал...— подтвердил Енох, мрачнея.— И наказывал, чтобы сделал я это не позднее Луны Большой непременно, а нынче как раз та ночь близится. Да почему — так и не объяснил...
И сказал тогда Еноху Турт:
— Покажи же тогда, Енох-купец, то, что просил передать тебя мне братец мой Рутр не позднее сегодняшней ночи!
— Показать-то — покажу...— ответствовал Енох, со вздохом Стрелу из-под одежд извлекая.— Да вот расставаться что-то мне с этою дивной вещицей не хочется... Не согласишься ли ты, любезный Турт, продать ее или обменять на что?
— Вот она, моя Стрелочка заветная! Ах, как давно мечтал я лицезреть вещицу сию! — воскликнул Турт, протягивая к Стреле руки.— Отдай же ее поскорее мне, о Енох-купец!
— Не отдам я тебе Стрелу! — поспешно отдернул руку Енох.— Давай еще поторгуемся! Проси что хочешь взамен! Хочешь золота мешок, солнечного камня пуд, парчи дорогой, мехов за нее?! Или коня боевого со всем снаряжением и оружие, не хуже чем у рыцаря знатного? Ничего не пожалею, не будь я Енох-купец!
— Не надо мне ни золота, ни камней, ни мехов!.. Ни коня, ни оружия мне не надо!.. Отдай только то мне, Енох-купец, что поручил тебе братец мой Рутр мне передать! — Турт ему в ответ.
— Хорошо,— схитрил Енох-купец,— получишь ты завтра свою Стрелу, если не передумаешь. Покуда же пусть-ка у меня еще полежит!
Топнул тут Турт ногою об пол, слетела с глаза у него повязка, и увидел Енох-купец в ужасе, что под повязкою-то у него волчий глаз скрываем был. Кувыркнулся в воздухе Турт, волком обернулся да прорычал:
— Будь по-твоему, Енох-купец! Но дорого ты заплатишь за свою хитрость — наутро не досчитаешься одного из своих!
Сказал так Турт, и земля вдруг заходила ходуном под ногами, распались стены дома — и оказался Енох в поле чистом.
— Волкодлаки! Волкодлаки! — закричал кто-то, тряся его за плечо.— Вставай! Проснись!
Вскочил Енох и видит: посреди поля ровного он да другие купцы, а по сторонам в ночной темени кровавые звезды горят. Да только то — не звезды, а волчьи глаза ненавистью пылают, видимо-невидимо их, и вся ночь ими испещрена.
— Огня! Скорей огня! — закричал Енох.
Запалили купцы факелы, схватились за оружие, но волкодлакам оно нипочем: не берет их огонь, стрелы не достают, мечи не ранят! Кружатся черные тени вокруг купцов с воем, рыком и хохотом, все теснее кольцо свое смыкая, и не убежишь, не спрячешься!
Вот уж и не только глаза волкодлачьи, но и клыки их острые да языки горячие, крови алчущие, видны стали. Вот уж и дыханье их жаркое, смрадное да клацканье челюстей до купцов донеслось. И нет спасенья!
Зажал тогда Енох в ладонях амулет венисовый, что надела на шею ему Яниза перед дорогою, да воззвал к Святовиту Всемогущему.
Отступило чуть вражье племя. Но ненадолго. Вновь набросились на купцов волкодлаки.
И тогда выхватил Енох-купец Стрелу с камнем сердечным на конце, положил ее на тетиву лука своего и выпустил ее в вожака, у которого один глаз волчий был, другой же — человеческий.
— Вот она твоя Стрела, Турт-оборотень!.. Забирай!.. Только отстань, поганый!..
Перевернулся вожак волкодлачий в воздухе и рухнул замертво, Стрелой пораженный.
Подскочил к нему Енох, вырвал Стрелу из сердца проклятого и... обмер: не Турт-оборотень, а Кестунен юный перед ним распростерт!
— О, горе мне!.. Горе!..— вскричал в отчаянии Енох — и проснулся от крика своего.
Оказывается, сон то был!.. А лежит-то он на мягкой пуховой перине, где и заснул давеча, а Стрела волшебная — вот она, в кулаке зажата!
Встал Енох-купец, расправил плечи молодецкие и пошел в горницу. А там уже и стол накрыт, купцы сидят — едят да пьют, меж собой толкуют, как ни в чем не бывало, и хозяин, Турт радушный, им прислуживает. Вот только Кестунена что-то не видно средь них.
— А где же Кестунен? — спрашивает Енох купцов.
— Неладное что-то с ним приключилось,— отвечает Гедмунд седой.— Свалила его лихорадка недужная, лежит он в горячке и в бреду тебя, Енох-купец, проклинает...
Потяжелело на сердце у Еноха, велел он отнести Кестунену все самое лучшее со стола, про сон же свой никому ничего не сказал.
Хотели было купцы дальше ехать, да как же? Не оставлять же хворого одного?.. И порешили подождать денек-другой, пока от него горячка-лиходейка отвяжется. Заварили Кестунену трав целебных, дали бальзаму чудодейного хлебнуть и сели пить-пировать дальше.
На следующую ночь, как только прилег на постель Енох, вновь явился к нему хозяин Одинокой Хижины и опять принялся требовать Стрелу ему отдать.
Да только Еноху еще пуще прежнего расхотелось с нею расставаться — околдовала его вещица дивная.
— Не отдам я тебе Стрелу нынче,— сказал он Турту одноглазому.— Устал я что-то... Завтра приходи, тогда и сговоримся.
Рассердился на его слова Турт, топнул ногою об пол, обернулся волком черным, ощерился и прорычал:
— Будь и на сей раз по-твоему, Енох лукавый! Да смотри, как бы потом не пожалел, когда одного из своих не досчитаешься!
И опять случилось то же, что и в прошлую ночь. А проснувшись на следующее утро, узнал Енох-купец, что Витольда смелого свалил мыт смертоносный.
— Совсем плох он,— сказал Гедмунд седой.— Мечется в жару и в бреду тебя, Енох-купец, проклинает...
Нахмурил брови Енох, услыхав про то, вслух ничего не сказал, про себя же решил: "Отдам-ка я лучше Стрелу оборотню проклятому, не то и других товарищей потеряю!
Но как только пришла ночь и явился к нему Турт одноглазый, опять не смог Енох с колдовскою силою Стрелы совладать и снова отказал ему.
И на третью ночь, и на четвертую, и на пятую то же самое повторялось, а на шестой день сказал Еноху Гедмунд седовласый:
— Лежат все земляки наши, Енох, в бреду и беспамятстве и тебя на чем свет стоит честят и проклинают! Сдается мне, что вступил ты в сговор с силой нечистой, которая и их погубила, и меня погубит, и тебя самого не пощадит! Расскажи ты, Енох-купец, все как есть, без утайки, если есть тебе что сказать. Облегчи душу свою!
Так сказал седой Гедмунд и посмотрел в глаза Еноху пристально. Понял тут Енох, что ничего ему не удастся скрыть от него, и поведал все как было. Про Стрелу, и про Рутра, и про братца его Турта-оборотня, и про сны свои.
Выслушал его мудрый Гедмунд и покачал головою.
— Плохо твое дело, Енох-купец, обворожила тебя Стрела колдовская и попался ты из-за нее в сети волкодлачьи... Только один способ есть земляков наших спасти — оборотня главного известь!..
— Да как же сделать это?! — вскричал Енох-купец.— Ежели ни огонь, ни какое оружие его не берет, окромя самой Стрелы колдовской!
— Слушай меня внимательно, Енох,— ответствовал ему старый Гедмунд.— Как придет к тебе Турт окаянный, как повязка у него с глаза волчьего спадет, когда топнет он об пол ногою, так и проткни ему этот глаз Стрелой чародейской! Да смотри не промахнись, не то не его, а меня убьешь!
На том и порешили.
Весь день и вечер молился маялся Енох, слушая проклятия и стоны товарищей, насилу ночи дождался. А как стемнело и пришел к нему Турт одноглазый, так сделал он все по совету Гедмунда.
Вонзил Стрелу волкодлаку в волчий глаз и воскликнул:
— Получай же, оборотень нечистый, то, за чем пришел!
Жутко взвыл тогда Турт, повалился наземь и, перед тем как издохнуть в страшных корчах, успел выкрикнуть:
— Обманул ты меня, коварный купчишка! Но и тебе живу не быть! Вижу, вижу я!.. Летит смерть твоя уж голубою звездою во мраке!.. Ибо отдал ты мне обещанное на шесть дней позже назначенного!
И умер Турт-оборотень.
В тот же самый миг очутился Енох-купец посреди поля широкого один-одинешенек и увидал перед собою голубого Светляка, смерть несущего...
Наутро седьмого дня проснулись все купцы в добром здравии и в хорошем расположении духа и принялись наперебой друг другу рассказывать о чудесных снах, им привидевшихся. Один только старый Гедмунд молча сидел.
Когда же вспомнили вдруг купцы про Еноха, сказал им:
— Не ищите его, все равно не сыскать...
Не поверили купцы, пошли в комнату, в которой Енох почивал, открыли дверь и тут же отшатнулись в испуге.
Мерзкая черная тварь метнулась на них из комнаты, злобно крича, пронеслась над головами вон из дома и была такова.
— Да откуда ж навь-то взялась средь бела дня?! — изумленно воскликнул кто-то.
— То душа нашего Еноха навью сделалась...— с печалью в голосе пояснил Гедмунд.— А почему да как — про то, видать, мы никогда не узнаем...
Помрачнели купцы, опустили головы и вышли вон в молчании, всяк свою думу думая.
В тот же день и покинули они Одинокую Хижину. И с той самой поры объезжает ее каждый добрый человек стороною...
На этом кончается печальная история про Еноха, купца из Алатры, но не заканчивается наше повествование о чудесных Стрелах гордов...
| вернуться назад... | дальше через Пропасть!.. |
| оглавление | карта сказки | посвящение | на главную |