В центре зала на небольшом возвышении возле своего престола стояла, сложив на груди руки, сама Верховная Берегиня Макошь — Вершительница Судеб и Повелительница Русалии, величественная и прекрасная настолько, что рядом с нею тускнела и что-то теряла даже красота других берегинь.
Три беломраморные ступеньки спускались от престола к отделанному синими яхонтами и перламутром круглому бассейну, наполненному до краев серебристою прозрачною влагою, в середине которого покачивался на поверхности и переливался всеми цветами радуги огромной величины шар, то озаряемый изнутри призрачными всполохами, то гаснущий.
На нижней ступеньке перед бассейном, склонившись над своей кропотливой и непрерывной работой, сидели две неутомимые пряхи: красавица Среча и сестра ее Несреча, скрывающая уродливое лицо свое под куском темной материи.
Мириады тончайших нитей тянулись от шара к стремительно мелькающим рукам судьбоносных дев и, пройдя через них, одни уходи вверх, в темнеющее Никуда, другие же возвращались обратно, по пути то провисая, то натягиваясь, причудливо переплетаясь и расплетаясь, петляя, извиваясь по-змеиному, меняя окраску, завязываясь в узлы, порою и лопаясь...
По другую сторону бассейна, кто стоя, кто сидя на массивных ясеневых скамьях, расположились остальные участники Совета: в центре — берегини, по правую руку Макоши — русальские старейшины, по правую — гости, прибывшие из разных, далеких и близких, чудесных стран и земель, о существовании большинства из которых следопыт слышал впервые.
Среди гостей нашлось место и для самого Ясноока — первого смертного, допущенного в Грот Судьбы, чье присутствие на Совете объяснялось лишь неожиданным покровительством Ворона, пользовавшегося особым уважением и почетом у берегинь Верхней Сильфы.
Кругом царил полумрак. Откуда-то чуть слышно доносилась музыка: невидимые русальские музыканты извлекали из своих диковинных инструментов волшебные, ласкающие слух и душу звуки. По стенам потрескивали смоляные факелы, отбрасывая на лица красноватые отсветы. В маленьких ковчежцах, подвешенных на цепях, курились священные травы — перуника и чемер, наполняя комнату едва ощутимым ароматом.
Участники Совета — то один, то другой — подымались со своих мест, подходили к краю бассейна и рассказывали о том, что творится в тех краях, откуда они прибыли, делились заботами и тревогами, просили, призывали и требовали чего-то от присутствующих, что-то предлагали. Порою вспыхивали довольно-таки жаркие споры, заканчивающиеся лишь тогда, когда их прерывала Верховная Берегиня.
Поначалу Ясноок слушал с интересом, стараясь вникнуть в суть произносимого, но это плохо ему удавалось, слишком многое было еще непонятно. Он обратился, было, к Ворону, сидящему рядом на подлокотнике скамьи, но тот только строго взглянул, махнул крылом — мол, после,— и отвернулся.
В ожидании когда же, наконец, заговорят о нем, о Стреле и о Послании Гордов, следопыт принялся разглядывать окружающих, силясь постичь, что же такое есть в облике любого из них, их объединяющее и делающее столь непохожими на людей, и вдруг понял: глаза! Конечно же, глаза, и как он сразу не догадался! Огромные, в полтора-два раза больше обычных человеческих; лучащиеся, бездонные у берегинь; мудрые, пронизывающие взглядом насквозь у русальцев; сверкающие звездным огнем в черных расширенных зрачках — такие, как у Тарквина и гиперборейского эльфа; суровые, меняющие свой цвет подобно воде глаза вилийца. Самыми же большими оказались, разумеется, темно-синие очи Макоши, притягивающие и погружающие в себя до бесконечности взгляд смотрящего. Глядя в них, Ясноок представил на миг другие очи, тоже огромные, тоже не отпускающие взгляд, но только зеленые, колдовские, недобрые,— Волховьи...
Верховная Берегиня чуть заметно улыбнулась и отвела взгляд в сторону — Ясноок с облегчением опустил ресницы.
Потом его охватила сладостная дрема, навеянная усталостью, впечатлениями, витающими в воздухе благовониями, чарующими звуками музыки, еще чем-то... Некоторое время он различал слова говоривших, но вскоре они слились в один далекий и неясный гул, и следопыт заснул.
Снился ему Красный Холм с по-осеннему пожухлой травой; полуразвалившаяся избушка, в которой он не без труда признал родительский дом; потом он увидел друга своего Медвеуха, израненного и окровавленного, на дне глубокой ямы; потом представилось, что скачет он верхом среди обугленных стволов и пней, а за ним гонится свора голодных, хрипло лающих псов с оскаленными пастями, из которых плотоядно капает слюна, и вот-вот настигнет... Сразу же вслед за этим видением что-то ослепительно вспыхнуло, и он услышал голос: "Что бы ни случилось, ты должен собрать все Семь... Все Семь!.. Время идет, спеши, следопыт!.."
—...Проснись, следопыт!.. Проснись же!..— донеслось до его слуха. Это Ворон шептал, сидя у него на плече и тихонько теребя его клювом за ухо, и Ясноок открыл глаза.
Говорила Макошь.
— Сестры и Братья! — сказала она.— Вести, принесенные вами из Полуночии и Полуденного Мира, имеют для всех для нас большое значение. Меня радует, что на берегах Лун-озера по-прежнему все спокойно, хотя и удивительно, что Враг, скрывшийся из поля зрения наших разведчиков после Битвы в Колядовом Ущелье, до сих пор нигде не объявился. Как ни хотелось бы верить, что с ним покончено раз и навсегда, думаю, что считать так было бы крайне легкомысленно. Рано или поздно Враг не преминет появиться по эту сторону Великого Камня. Вопрос только в том, где это произойдет. У него четыре пути. Первый — самый длинный — через Гиперборею, вряд ли Венцизель воспользуется им. Сомнительно также, что он вновь попытается пройти через Колядовое Ущелье или же обнаружит Тайный Вилийский Перевал. И там и там его поджидают наши дозорные, и стоит ему появиться, тут же оповестят нас. Скорее же всего, ему покажется предпочтительней четвертый путь — по побережью Ящерова залива, минуя Страну Крылатых Собак, и дальше — через Пустынные Земли. В этом случае он может нагрянуть для нас неожиданно, так как неизвестно, как поведут себя симарглы, Змей Гад и огневики, и оповестят ли они нас. К сожалению, все наши попытки заключить с ними всеми союз и восстановить связь, утраченную после Второй Великой Битвы, до сих пор наталкивались на молчаливое сопротивление с их сторон. Неизвестно нам и мнение высокородов — тех, что не присутствуют на нынешнем Совете: Дивии, Ядвиги, Кощея, Волховы и других...
В связи со всем сказанным, нам предстоит так или иначе решить вопрос, касающийся неожиданного предложения Змея Гада,— вопрос, вызвавший наибольшие разногласия среди выступавших до сих пор. Ибо бывший наш враг Змей Гад предлагает нам ныне союз и поддержкув борьбе с врагом всеобщим, требуя взамен нашего невмешательства в его дела со смертными, как в Полуденном Мире, так и в Полуночии, и если мы ответим согласием, змиево воинство и ворланды — огненные драконы — навсегда закроют для Венцизеля южный путь...
— Отдать Змию Полуночию?! — возмутился один из русальцев.— Принести в жертву людей?..
Бледнокожий гипербореец засмеялся:
— Вряд ли Альда-Лазурина одобрит такое решение. Оно идет вразрез со всеми законами высокородов. Не хватало нам только с драконами породниться!
— Вам, северянам, легко рассуждать!..— перебил его угрюмый вилиец.— До вас-то Он доберется в последнюю очередь! А до остальных вам и дела нет!
— Эльфы Альдинеи стойко сражались в Великой Битве в отличие от некоторых, которые лишь при одном упоминании имени Врага начинают холодеть от страха!
— Интересно узнать, кого северянин имеет в виду. Если мне не изменяет память, те, что стойко сражались с Врагом в последней битве, из Колядового Ущелья не вернулись! — усмехнулся вилиец, поглаживая бороду.
— Только не надо ссориться, друзья! — прервала их Верховная Берегиня.— Мы ведь не приняли еще никакого решения... К тому же я не договорила... Позвольте мне продолжить...
Голоса смолкли. В зале воцарилось напряженное молчание.
— В стародавние времена, когда еще ни высокороды, ни Враг не ступили на эту землю,— продолжала Макошь,— прародитель великанов Сварог одолел Змея в единоборстве и поделил Землю на Полуночию и Полуденный Мир, оставив последний Змию Гаду, однако, запретив ему даже показываться на севере... Несмотря даже на то, что сам Сварог погиб в Битве над водами Лун-озера, до ближайшего времени Змий не отваживался нарушать давний уговор. Но времена переменились, и теперь, по всему судя, он сделает это, хотим мы или нет. И тогда высокородам придется сражаться сразу против двух врагов, ибо Гад, наверняка, не заручившись нашим невмешательством, заключит союз с Венцизелем!
— На то он и Змей...— пробормотал Ворон.
Хоть он и произнес это тихо, но Макошь услышала.
— Ты хочешь что-то сказать, почтенный Ворон? — спросила она.— Мы все уже давно хотели услышать твое мудрое слово, но ты до сих пор не выказывал желания высказаться...
— Вряд ли кому-нибудь здесь интересно мое мнение,— отозвался Ворон.— Ведь нынче я не являюсь на Совете ничьим послом и никого не представляю... Впрочем, могу и высказаться... Насколько я понял, большинство присутствующих склоняется к тому, чтобы принять предложение Змея, испугавшись того, что он обратится с подобным к Врагу. Этого делать ни в коем случае не следует. Во-первых, Гад достаточно мудр, чтобы не иметь с Венцизелем никаких общих дел; во-вторых, симарглы, хоть и не стремятся заключить с высокородами союз, но, думаю, дадут знать, если Враг появится на побережье; в-третьих, отдав Змею Полуночию, мы будем, мы будем способствовать его усилению, и вскоре наступит время, когда он пожелает померяться силами с высокородами, вот тогда действительно мы обретем еще одного сильного и опасного Врага!
— Низкого же ты мнения, Ворон, о силе высокородов! — воскликнул русалец Динделл.— Неужели же мы не сможем укротить Змея столь же быстро, как и возвеличили?
— Боюсь, что нет...— покачал головою Ворон.
— Ворон никак не может забыть, что мы не сумели одержать победу в Великой Битве. Но ведь то был враг, а здесь всего лишь Змей, способный вызывать страх разве что у смертных!..— вступила в разговор одна из берегинь.
— Твое мнение, Ворон, будет учтено при вынесении решения,— сказала Макошь.— Пока же перейдем ко второму, по некоторым причинам не менее важному для нас, вопросу: поговорим о дальнейшей судьбе смертного, в руках которого оказалась Стрела Альды Хладоокой...
Верховная Берегиня подала знак, и двое маленьких смешных человечков, по виду похожих на описанных Медвеухом обитателей Непролазных Чащоб, притащили толстую пропыленную книгу в деревянном переплете с серебряными застежками и, водрузив ее на спину третьему, раскрыли на пожелтевшей от времени странице.
— Слушай внимательно и запоминай,— шепнул Ворон Яснооку.— Это Послание Гордов.
Одна из берегинь принялась читать...
— Довольно,— сказала Макошь, когда она дочитала страницу до конца.— Вот все, что следовало услышать смертному. Теперь слово за ним. Но прежде, чем он его произнесет, я хотела бы кое-что добавить. Если смертный решит передать эту Стрелу нам, я обязуюсь исполнить любое его желание... И вот почему... Как справедливо заметил Тарквин, нельзя допустить, чтобы Гордские Стрелы попали в руки врагов. Но теперь, когда на земле не осталось ни одного горда, когда погиб даже их повелитель, это вполне может статься. Чтобы этого не случилось, необходимо снять магические заклятия со Стрел. Стрела, что попала в руки человека создана Альдою и только она может лишить ее волшебной силы.
Братья и Сестры! Как вы уже слышали, моя Стрела с острием из синего яхонта волею Ветров попала в Альдинею, и если Лазурина согласится свершить обмен, то заклятие будет снято сразу с двух Стрел из Семи!
— Именем Ардина!.. Я протестую!..— вскричал Ворон Герон.— То, что ты предлагаешь, Великая Макошь, было бы предательством по отношению к гордам и к Хозяину!
— Что я слышу? — отозвалась Верховная Берегиня.— Разве ж Герон забыл, что в этих стенах не принято упоминать его имя? Тем более что он давно сгинул, и потому оно не имеет той силы, что раньше!..
— Хозяин жив! И он снова здесь,— возразил Ворон, показывая окружающим клочок светящейся ткани, подобранный нектами на Старой Дороге,— и вот тому свидетельство...
По залу прокатился неясный гул. И все затаили дыхание.
— Этого не может быть,— ледяным тоном произнесла Макошь.— Тарквин, не ты ли последний видел его?.. Не ты ли утверждал, что он погиб? Отвечай, Тарквин!
— Да...— с трудом выдавил из себя русалец.
— Узнаешь ли ты эту ткань, Тарквин, бывший горд? — строго спросил Ворон.
— Да,— кивнул Тарквин.— Это лоскут от лпаща Хозяина...
— Вот как?.. — спросила Макошь.— Значит, ты солгал нам, что Он погиб?
— Нет,— сказал Тарквин.— Хозяин поручил семи уцелевшим гордам сохранить Послания и передать их другим высокородам, сам же помчался в Колядовое Ущелье навстречу Врагу... Никто не возвратился оттуда... Мы слышали шум Битвы, потом все стихло... Согласно последней воле Хозяина, мы завалили проход в Колядовое Ущелье камнями и разъехались в разные стороны, отправив прежде по свету Семь дивных Стрел... Мои слова может подтвердить и Герон — Король-Ворон, тоже там бывший...
— Бывший Король-Ворон...— поправила Макошь.— Почему ты думаешь, Тарквин, что это лоскут именно от плаща повелителя гордов? Ведь насколько нам всем известно, у всех гордов, включая и тебя, были такие плащи.
— Я чувствую это...
— Вот как?..— улыбнулась Макошь.— Ты ошибаешься, Тарквин... Если все, что ты сказал — правда, то это, должно быть, лоскут от плаща одного из Семи... Кстати, а где твой плащ, Герон?
— Мой плащ навеки остался на берегах Дурь-озера... И тебе это прекрасно известно, Великая Макошь!..— отвечал Ворон.— К тому же, мой плащ — плащ магов, а не гордов, и отличается от этого.
— А твой, Тарквин? Когда русальцы подобрали тебя, бездыханного, неподалеку от Старой Дороги, на тебе его уже не было... И может статься, это кусок от твоего плаща... Просто кто-то решил воспользоваться им. Ведь он был найден именно на Старой Дороге, не так ли, Ясноок? — неожиданно обратилась она к некторскому следопыту.
Но не успел тот ничего ответить, как Ворон снова воскликнул:
— Именем Ардина!.. Я протестую!.. Великая Макошь, ты читаешь в мыслях смертного, как в открытой книге, и пользуешься этим!.. Неужели же ты сама не видишь, от чьего плаща этот лоскут?!
— Я вижу, Герон,— улыбнулась Макошь.— Вижу, что тебе очень хочется верить, будто он жив. Но ты заблуждаешься, Герон, к всеобщему сожалению. К тому же я вынуждена еще раз предупредить тебя: если ты еще раз нарушишь законы Русалии, произнеся Его имя под этими сводами, тебе придется навсегда покинуть нашу страну... Ибо теперь имя это навлекает беду. Ты слышишь, почтеннейший?..
— Да...— как-то устало произнес Ворон.
— А теперь мы послушаем смертного! Готов ли ты, Ясноок? Говори и помни, что я тебе предложила,— сказала Макошь, пристально глядя на некторского следопыта.
Но Ясноок, уже имевший подобный опыт, предусмотрительно прикрыл глаза. Помолчал немного и спросил:
— Великая Макошь, ты действительно можешь выполнить любое мое желание?
— Тебе стоит только назвать его. Твоя судьба, как и судьбы всех смертных, в моих руках.
С этими словами Верховная Берегиня кивнула Срече, та быстро отделила от остальных одну из нитей, и шар в центре бассейна загорелся розвным розоватым цветом.
Ясноок увидел в нем себя в богатых, расшитых золотом и серебром одеждах, в мантии из меха с голубоватым отливом, с короной на голове, сверкающей драгоценными камнями, сидящим на высоком троне. Рядом — его отец, мать, друг Медвеух, Ивица (тоже с маленькой короной), и у всех просветленные счастливые лица. Играет развеселая музыка, стол ломится от явств, кружатся в танце прекрасные девы, вино льется рекою, могучие исполины, закованные в броню, смотрят преданно и дружелюбно, застыв в приветствии. Шум, гам, смех. Здоровые веселые дети резвятся на лужайке...
Внезапно шар озарился зеленым, в нем появился Леший и, то ли в шутку, то ли всерьез, погрозил Яснооку пальцем. Вслед за тем мелькнули Топи Болотии, глаза Волховы, и все смыл сильный багровый всполох. Шар погас.
— Тогда...— нерешительно произнес Ясноок и вдруг выпалил неожиданно для самого себя: — Тогда помоги мне собрать все Семь Стрел!
— Браво! — негромко сказал Ворон.
В темно-синих глазах Вершительницы Судеб запрыгали искорки гнева.
— За дерзость смертный удаляется с Совета! — сказала она.— Пусть дожидается решения своей участи за пределами Святилища!
Двое рослых русальцев с мечами наголо подхватили следопыта и вывели прочь.
— Ну, теперь уж меня ничто не спасет! — сокрушенно подумал Ясноок, когда каменные створы скалы, в которую его привели, бесшумно сошлись за ним, не оставив даже маленькой щелочки, и он оказался в кромешной тьме, заживо погребенный под каменной толщей, сквозь которую не проникало извне ни звука...
