Глубокой ночью Ясноок проснулся и прислушался: ему показалось, будто кто-то тихонько постучал в ставень,— но стук больше не повторился.
Осторожно, чтобы не разбудить спящую Ивицу, он встал, оделся и на цыпочках вышел из горницы.
Девушка лишь слегка пошевелилась во сне, но не проснулась.
— Наверное, померещилось,— решил Ясноок.
Он еще немного постоял на крыльце, прошелся по темному двору и, сладко зевнув, вознамерился возвратиться в дом, забраться под теплое одеяло и досмотреть волшебный сон, что ему снился: будто не какой-то таинственный всадник, а он сам, могучий и бесстрашный, в развевающихся лунно-сияющих одеждах, несется, обгоняя ветер, на белоснежном скакуне навстречу неведомым опасностям и великим подвигам, а в руках у него — громадный сверкающий меч...
Но тут дверь в дом внезапно отворилась со скрипом, и на крыльце само собою появилось вдруг все нехитрое его следопытское снаряжение: походная сумка, нож да лук со стрелами.
Ясноок от удивления даже рот приоткрыл и принялся глаза тереть. Но это не помогло, виденье не только не исчезло, но и продолжилось: в щель между дверью и косяком просунулась голова с кудлатенькой смешной бородкой, а затем показался и весь целиком маленький старичок весьма странного вида: в пестром латаном-перелатаном кафтане, со связкою побрякивающих ключей в руке и с ликом переменчивым, словно б омываемым невидимыми струями и ваяемым неведомыми искусниками.
Посмотрев на оторопевшего следопыта, старичок довольно хихикнул и, погрозив ему пальцем, сказал:
— Ну что ж, добрый молодец, пришло тебе время в путь отправляться. Засиделся ты, приятель, в молодцах добрых!
— Что за чудеса?! — сказал сам себе Ясноок.— Сплю я наяву, что ли. Пойду-ка лягу... Утро вечера мудренее...— и сделал шаг к крыльцу.
— Так-то оно так... Утро вечера мудренее, следопыт, да ночь утра отважнее!..— усмехнулся старичок и захлопнул дверь перед самым яснооковым носом.
— Кто бы он ни был, а только он прав,— рассудил юноша.— Засиделся я на Красном Холме... И науку лесную забыл, и про Стрелу гордскую, и про все на свете! Идти мне надо, сам чувствую!..
И, подобрав свое снаряженье, он перешагнул через плетень, спустился по склону к роднику и, умывшись студеной ключевой водой, от которой сон как рукой сняло и в голове просветлело, да жажду ею утолив, подбросил в воздух подарок Волховы и зашагал через поле к Туманке.
Болотный огонек устремился вперед перед ним, ярко вспыхнув и рассеяв кромешную мглу.
Берегом реки Ясноок довольно быстро дошел до Священной Березы, поднялся на Заповедную Горку и там остановился в раздумьи.
Дальше, за небольшой долиной, в которой сейчас были раскинуты шатры русальцев, начинались Туманные Земли — Упыриное Царство, куда, по словам Лешего, простому смертному не стоило и близко подходить.
Да и к русальцам сейчас соваться не следовало: к людям они обычно выходили сами в первый день празднества, и неизвестно, как они отнесутся к приходу непрошеного гостя теперь.
Уже даже то, что Ясноок поднялся на Заповедную Горку, было нарушением установившегося еще в сварожьи времена порядка, неукоснительно соблюдавшегося и доныне нектами.
Следопыт ни за что бы не дерзнул пренебречь заведенным обычаем, если б не опасение, что русальцы на рассвете уйдут (как-никак неделя русалий закончилась), и он так и не узнает, что же говорится в древнем Послании Гордов о Стрелах.
Поколебавшись еще немного, Ясноок наконец отбросил сомнения и по петляющей по склону тропинке начал спускаться в долину.
Несмотря на то, что он шел вниз, идти с каждым шагом становилось все труднее: ноги скользили по влажной траве; белесый предрассветный туман нахлынул, сгустился, застлал все вокруг и скрыл даже землю под ногами. Дышать стало трудно. Свет болотного огонька больше не разгонял ни мглу, ни туман, и сам то исчезал, то появлялся впереди.
Вскоре стало понятно, что в таком плотном тумане он запросто может не заметить шатров русальцев, проскочив долину, углубиться в Туманные Земли. Самое лучшее в его положении было дождаться рассвета, который хоть немного рассеет влажно-серую мглу вокруг и, может быть, сделает видимыми и находящиеся где-то поблизости шатры русальцев.
К тому же следопыт почувствовал, что сильно устал и, найдя место посуше, он растянулся на земле с твердым намерением не смыкать глаз, но почти тут же сморила его тяжелая дрема с доносившимися невесть откуда сквозь сон и туман жуткими леденящими кровь криками, завываниями и препротивным пением.
Болотный огонек, заметив, что хозяин его отстал, вернулся и волчком закружился над его головой.
Проснулся Ясноок уже когда солнце поднялось над горизонтом и тусклым расплывающимся пятном слабо просвечивало сквозь белую пелену. С трудом разлетив отяжелевшие веки, он увидел неподалеку от себя трех берегинь в окружении русальцев, что-то обсуждавших и показывающих в его сторону.
Русальцев, которые выглядели почти так же, как люди,отличаясь от них лишь своими одеждами и тем, что каждый держал в руках тоягу из янвора (волшебный жезл) и на поясе имел по магическому шару на золотой цепочке, Яснооку доводилось видеть и раньше; берегини же, которых он видел впервые, настолько поразили его воображение, что он не мог оторвать от них свой взгляд. Никогда еще не доводилось видеть ему столь прекрасных созданий! Высокие, легкие, воздушные, с лучистыми глазами, с длинными золотистыми волосами, струящимися чуть ли не до самой земли, они, казалось, парили в воздухе, не касаясь ее. Музыка же их чистых звенящих голосов могла сравниться лишь с радостным звоном весенних ручейков или с пением невидимого ночного кудесника — соловья. Кроме же того у берегинь были крылья: дивно сияющие, сотканные из огня и ветра, невесомые, совсем не похожие на птичьи.
Заметив, что Ясноок проснулся, разговаривающие умолкли, и одна из дев — как показалось юноше, самая прекрасная,— отделилась от остальных и приблизилась.
Ясноок смотрел, как она идет, точнее, плывет в воздухе, и готов был поклясться, что ни одна травинка не примялась, не шелохнулась под ее ногами.
— Русальский народ приветствует бездумного храброго посланца Волховы! — сказала берегиня, улыбнувшись.— Правда, мы несколько удивлены тем, что болотянский рыцарь, забыв всякую осторожность, подвергал себя такой опасности... Ибо всякому известно, что, заснув в тумане, можно и не проснуться!.. Должно быть, дело срочное, не терпящее отлагательств, привело тебя к нам?
Ясноок, растерявшись от такого обращения, не нашелся сразу что и ответить, лишь кивнул молча и отвесил берегине почтительный поклон.
— Болотный огонь спас твою жизнь, но если б мы вовремя не подоспели, твой слуга не смог бы в одиночку справиться с напавшими на тебя навьми... Ему пришлось так туго, что нам с трудом удалось его оживить.
С этими словами берегиня передала ему слабо светящийся болотянский камень.
— Мы сейчас возвращаемся в Сильфу, чтобы успеть на Великий Совет, и если рыцарь направляется туда же, он может к нам присоединиться,— продолжила берегиня.— Дружина русальцев надежно защитит нас и от навий, и от упырей...
Ясноок, уже догадавшийся о причине, по которой его приняли за болотича (тут сыграл свою роль подарок Царицы Топей), втайне возрадовался представившейся возможности и, решив покуда не рассеивать заблуждений русальцев на свой счет, припомнил несколько слов на всеобщем языке, поблагодарил берегиню и вновь отвесил ей и всем почтительный поклон.
— В конце концов,— решил он,— вряд ли они стали бы так разговаривать с простым нектом, да еще нарушившим древнюю заповедь. А приглашать его с собою в свою страну — и подавно. Видно, сама Макошь, Берегиня Судеб, нынче благоволит ко мне, иначе как объяснить, что она не препятствует мне, а дарит счастливую возможность побывать в Русалии — дивной, не досягаемой для смертных, стране?! Глупо, да и грешно было бы не воспользоваться удачей, что сама идет мне навстречу! Будь что будет! И да хранят меня Вереск, Топор Семизвездный и Огненный Лис, бегущий по небу!
Берегиня что-то повелительно произнесла на своем языке, и часть русальцев, направив тояги в стороны, окружила их кольцом. Остальные образовали второе, внутреннее, кольцо, обратив свои магические жезлы к небу. В центре остались лишь берегини, Ясноок и двое русальцев, и, построившись таким образом, отряд тронулся в путь.
Едва они вступили в Туманные Земли, как солнце, почти уже было рассеявшее туман у подножия Заповедной Горки, вновь окунулось в него и скрылось из виду, и, если бы не ярко вспыхнувшие чудесные шары русальцев, стало бы совсем темно.
Никогда еще Яснооку не доводилось бродить в таком невероятно плотном тумане. Густая, промозглая, слепящая мгла поднималась снизу, клубилась вокруг, застилала глаза, забивала нос, не давая вздохнуть, лезла под одежду, обдавая сыростью и могильным холодом.
Ясноок, тяжело дыша, ступал по мягкой, расползающейся под ногами и чавкающей почве, стараясь не отставать от виднеющихся впереди силуэтов парящих в тумане берегинь, и чувствовал, как неотрывно следят за ним две пары зорких и подозрительных глаз русальцев, идущих позади.
Русальцы разговарили между собой на всеобщем, и, напрягши слух, Яснооку удалось разобрать часть их слов.
—...А я говорю тебе, что это не болотич! Мне ли не знать, как они выглядят! — говорил один.
— А кто же тогда? .. Враг?..— спрашивал другой.
— На врага тоже, вроде бы, не похож... На некта или росита смахивает...
— Чепуха!.. Откуда у смертного может быть знак Волховы?
— Не знаю... Но ты следи за ним в оба! Не болотич это, точно!..
— Тише! Он, кажется, слышит...
Дальше русальцы перешли на свой язык, но разговор их был вскоре прерван душераздирающим воплем, и что-то голое, черное, противное, по виду походящее на ощипанного петуха, метнулось из тумана на ряды русальцев.
— Тарквин!.. Навьи!..— раздался позади предупреждающий крик.
Ясноок обернулся. Один из следовавших за ним русальцев направил тоягу на навь, блеснул золотой луч, тонкий и острый, и та, сраженная, с отвратительным ором шлепнулась ему под ноги.
Тут же из тумана появились и понеслись одна за одной и другие навьи. Русальцы из внутреннего кольца сомкнулись теснее; хрустальные шары на их поясах ослепительно засверкали, чуть разрядив туман; замелькали в руках тояги, то и дело вспарывая мглу золотыми молниями.
Во внешнем кольце тоже завязалась какая-то борьба, но с кем именно — разобрать было невозможно, лишь по отдельным крикам Ясноок догадался, что вместе с навьями напали и упыри.
Повинуясь внутреннему призыву, он выхватил из колчана стрелу и направил ее в самую гущу нападавших. Стрела пронзила одну из навий насквозь, но не причинила ей никакого вреда. Вторую, третью..., десятую послал следопыт во врагов, но все стрелы, как и первая, попадали на землю, так никого и не поразив.
Не успели русальцы отбить первую атаку падающих с неба чудовищ, как уже началась другая.
Меж тем внешнее кольцо дрогнуло и на мгновенье распалось,— один из воинов покачнулся и рухнул на землю,— и в образовавшийся проем ринулись извне громадные, полупрозрачные, бесформенные туши с подрагивающими хоботками — упыри.
Русальцы из внутреннего кольца бросились на врагов, стараясь оттеснить их и сомкнуть внешний ряд, но, прежде чем им удалось это сделать, еще двое скрылись в туманных сгустках, побледнели, попрозрачнели и упали без сил,— чудовища же налились их кровью.
Оружием берегинь, с самого начала схватки неподвижно стоявших в центре, были их прекрасные длинные волосы, которые развевались и змеились в воздухе, настигали врагов, опутывали их своею сетью и жалили, жгли без пощады смертельным огнем. И Ясноок заметил, что навьи страшатся их больше, чем тояг русальцев, и стараются держатся от них подальше. Но это было не просто: то одна, то другая навь, настигнутая волосами берегинь, жутко взвыв, падала на землю и билась в судорогах, покуда не рассыпалась в прах.
Воспользовавшись тем, что внимание русальцев было отвлечено прорвавшимися сквозь внешнее кольцо упырями, крылатые чудовища предприняли решающую атаку и бросились прежде всего на наименее защищенных Ясноока и Тарквина — единственного, кто в суматохе боя остался рядом с некторским следопытом.
Туман почернел от их тел, и в ушах заныло от гадких криков.
Тояга русальца почти беспрестанно заполыхала у него в руках золотым огнем, но видно было, что луч ее делается все слабее, короче и теряет свою смертоносную силу.
— Огонь!.. Достань болотный огонь!..— крикнул русалец, обратив к следопыту искаженное лицо с горящими глазами, и в тот же миг одна из навей клюнула его в запястье.
Тарквин вынул из-за пояса короткий меч и резким ударом перерубил в кисти пораженную и мгновенно начавшую чернеть и разлагаться руку. Стремительная темно-голубая кровь хлынула из нее, но присыпанная каким-то порошком и облученная светом магического шара, тут же начала сворачиваться, а рана быстро затянулась.
Ясноок подхватил с земли оброненную русальцем тоягу, но, не зная как с нею управляться, принялся неистово колотить ею реющих вокруг навей. И непонятно, что больше испугало врагов — свет болотного огонька или безумная отвага маленького человека,— но, так или иначе, они отступились и накинулись на других.
Ясноок, воспользовавшись передышкой, хотел было посмотреть, что с Тарквинием, но тут прямо перед ним выросло громадное, налитое кровью чудовище. Русальский жезл, которым следопыт ткнул в надвигающуюся, смрадно дышащую тушу, переломился у него в руках, сделавшись бесполезным обломком палки.
И тут Ясноок вдруг отчетливо услышал внутренний голос и, повинуясь ему, выхватил из колчана гордскую Стрелу.
Голубой пламень зло хлестнул от ее острия в стороны и, опепелив пикирующих чудовищ, отшвырнув упырей, погасив русальские магические шары и вызвав такой яростный вихрь, что пелена тумана на мгновенье распалась и в ясной голубой вышине блеснуло вдруг солнце.
Тарквин, стоявший рядом с Яснооком, вскрикнул от неожиданности, и в крике его смешались и изумленье, и испуг, и восторг. Он пошатнулся в сторону некта и молча обнял его за плечи.
А потом наступила тишина. Все замерли, Только туман беззвучно стлался по земле и подымался кверху, снова затягивая все беспросветною мутью.
Первыми пришли в себя берегини.
— Так кто же ты, рыцарь? — спросила одна из них, нахмурившись. И Ясноок понял, что дальше играть роль болотича ему не удастся. Неожиданным действием Стрелы он был поражен ничуть не меньше, если не больше, остальных.
— Ясноок, некторский следопыт...— тихо, но твердо произнес он.
Слова его вызвали ропот среди русальцев. Берегиня обменялась взглядами со своими сестрами и сказала:
— Известно ли тебе, нект, что ни один смертный не может вступить в Сильфу без последствий для себе? Он или становится нашим пленником до скончания века или же, если Макошь окажется к нему особо милостива, семь лет должен служить берегиням верой и правдой, чтобы после вернуться к людям обратно, позабыв все... Но ты обманул нас и нарушил древнюю заповедь. Кроме того, именно ты, теперь это понятно, навлек на нас беду: враги давно не нападали на русальцев таким числом и схватки не бывали столь жаркими. Вольно или невольно, но ты послужил причиною гибели наших братьев, и вряд ли Верховная Берегиня будет к тебе благосклонна.
— Сестра, не забывай, что смертному же мы обязаны и только что одержанной победой,— вмешалась вторая берегиня, до тех пор хранившая молчание.— Возможно, если б не он, мы бы не досчитались и еще очень многих.
— Это так, Сестра... Но что станется со всеми нами, если навьи и упыри повторят свою атаку. Не думаю, чтобы гордская Стрела спасла нас вторично, оружие же русальцев лишено посредством ее чудодейственной силы...— возразила третья берегиня.— Пока смертный среди нас, нам постоянно будет угрожать опасность. Враги не остановятся ни перед чем, чтобы попытаться завладеть Стрелой. Может даже случиться, что Стрела привлечет их в нашу прекрасную страну, и тогда не избежать большой войны.
— Ты предлагаешь бросить смертного здесь, не так ли, Сестра? Ведь мы прошли большую часть пути и назад возвращаться поздно. Но не будет ли это слишком жестоко по отношению к нему? — осведомилась вторая.
— Я согласна с твоими словами, Сестра,— поддержала ее первая берегиня.— Но пусть выскажутся старейшины... Что ты думаешь, Динделл?
— Пусть смертный объяснит вначале, откуда у него знак Волховы и что заставило его обманным путем проникать в Русалию,— выступил вперед весьма молодо выглядящий русалец с темными вьющимися волосами, в представлении Ясноока никак не вязавшийся с образом старейшины, которые и у нектов, и у роситов были все как на подбор седобородыми и жилистыми стариками, редко — средних лет.
— Правильно, Динделл!.. Пусть скажет!..— поддержало его сразу несколько голосов.
— Что скажешь, нект? — спросила первая берегиня.
— Если вы имеете в виду болотный огонек, то его подарила мне сама Волхова. Что ж до других каких знаков, про них и сам не ведаю,— отвечал Ясноок.— К вам же я пришел, чтоб узнать про найденную мной Стрелу. По словам Лешего, учителя моего, сказано про нее в Волшебной Книге, которая у берегинь, то есть у вас, в Русалии. Из-за этого я и дерзнул нарушить древний обычай и не признался сразу, что никакой не болотич я, а простой смертный...
— Он толкует про Послание Гордов,— сказала вторая берегиня.— Сама стрела привела его к нам, и мы не вправе не взять его с собою. Этим бы мы нарушили законы высокородов.
— Законы эти давно потеряли силу,— отозвалась на ее слова третья берегиня.— Взяв же его с собой, мы нарушим русальские законы!
— Ничто не может служить оправданием смертному, осмелившемуся нас обмануть, и даже его разумные речи! — сказал Динделл.— По-моему, его следует проучить и оставить в Туманных Землях, ибо своим обманом он сам вынес себе приговор!
После Динделла высказались и другие старейшины, и все они его поддержали.
— Итак,— подытожила первая берегиня,— если никто больше не пожелает вступиться за человека, то медлить больше нечего: нам пора в путь!
— Постойте!..— раздался слабый голос.— Постойте...— это вмешался Тарквин.— Скажи, Динделл, разве б не лежали сейчас многие из нас здесь бездыханные, если б не нект? Что же касается его невольного обмана, сами мы и виноваты, что не разгадали его сразу. Ты ведь и слушать меня не хотел, Динделл, когда я говорил что это не болотич. А теперь вы все хотите свалить на смертного и отдать его на растерзание навьям. Разве ж так поступают с тем, кому обязаны жизнью? А кроме того, похоже, вы позабыли Послание Гордов, ибо в нем говорится, что законы высокородов сильны, покуда жив хотя бы один из хранителей их, а нарушившего их постигнет тяжкая кара!.. Посему я призываю вас, Братья и Сестры, подумать еще раз хорошенько и изменить свое решение!..
Тарквин внезапно побледнел, изменился в лице, и если б его не поддержали, несомненно упал бы: речь отобрала у него слишком много сил. Меж тем она возымела среди слушавших свое действие. Вокруг зашумели, и послышались голоса в защиту Ясноока. Других же возражений не последовало.
— Пусть участь смертного решит сама Макошь! — сказала напоследок первая берегиня.
По ее знаку отряд построился и в прежнем порядке двинулся дальше.
Всю оставшуюся часть пути Ясноок шел рядом с носилками, на которых несли Тарквина, и время от времени поглядывал на бледное, искаженное страданием, лицо русальца, столь непохожее — величиною ли темно-звездных глаз?.. удлиненными пропорциями ли?..— на лица других.
В какой-то момент Тарквин, дотронувшись до Ясноока здоровой рукой и потянув его за край одежды, тихо сказал:
— А здорово ты их тоягой-то, следопыт?!
Слабая улыбка скользнула по его губам, и Ясноок улыбнулся в ответ, поняв, что хотя бы одного друга среди русальцев он уже обрел...
Ни упыри, ни навьи больше не нападали, лишь вдалеке слышалось навьино поганое пенье, и к вечеру отряд, благополучно миновав Туманные Земли, пересек границы Верхней Сильфы...
| вернуться назад... | дальше через Пропасть!.. |
| оглавление | карта сказки | посвящение | на главную |