Уже в сумерках Ясноок с Серым Волком, ненамного опередив Медвеуха, вышли к Гнилому Мосту и, перейдя по нему на другой берег Крапивницы, ступили на Старую Дорогу.
Тут-то, неподалеку от Гнилого Моста, и нашел Ясноок Стрелу.
Стрелу необычную, не похожую ни на некторские стрелы, ни на стрелы роситов, очень легкую и прочную, изготовленную из незнакомого серебристого металла; с голубым оперением и с острейшим наконечником из голубого самоцветного камня. При ближайшем рассмотрении юноша различил на металле таинственные насечки и значки, напоминающие письмена, смысл которых остался для него непонятен.
Подивившись находке и решив, что обязательно покажет ее старику Лешему (уж тот-то наверняка сумеет разобрать надпись и ему разъяснит), следопыт засунул ее в колчан со своими стрелами и зашагал дальше.
Сумерки быстро сгущались. Дул слабый влажный ветерок. В синем вечернем небе сверкал острый стареющий серп.
Ясноок вдруг вспомнил про подарок Волховы, сунул на ходу руку в свою походную сумку и нащупал гладкий и холодный камень сердцевидной формы — болотный огонек, улыбнулся и ускорил шаг
Серый Волк только скользнул за ним следом...
Возле Белого Камня путники свернули на обочину и, выбрав место, остановились на ночлег.
Ясноок набрал бересты и хвороста и развел костер.
— Если Медвеух близко, то наверняка заметит яркое пламя в ночи и поспешит сюда...— так рассуждал он, устраиваясь поближе к огню.
Спустя некоторое время Серый Волк вскочил и насторожил уши.
— Кто-то движется по дороге,— сказал он.
— Медвеух?..— следопыт и сам начал различать вдалеке какие-то быстро приближающиеся звуки.
— Нет... Медвеуха я бы узнал... Это кто-то чужой... Да еще верхом на лошади...
Еще мгновенье, и Ясноок тоже отчетливо различил дробный стук копыт.
— Кто бы это мог быть?..— подумал он.— Ночью, по неезженной дороге, да еще галопом?
На всякий случай юноша притушил костер и спрятался за деревом.
И вовремя. Тотчас же по дороге пронесся всадник в светлых развевающихся одеждах, мелькнул за кустами и скрылся из виду. Похоже, до некторских следопытов ему не было никакого дела.
Стук копыт, глухо разносившийся в ночи, постепенно отдалился и затих. Потом послышались шаги, и у Белого Камня показался Медвеух.
— Вы видели?! — подходя, воскликнул он.— Пронесся мимо как молния. Весь белый, конь — тоже белый, и светится!.. А в руке — громадный сияющий меч!.. Я еле-еле успел с дороги отскочить!.. А конь-то!.. Копыта стучат, а сам — летит вперед, земли не касаясь! Нет, разрази меня гром, если я видел что-либо подобное!..
— И я ничего подрбного в наших лесах не встречал...— задумчиво произнес Ясноок.— Как будто померещилось...
Серый Волк, с появлением Медвеуха куда-то скрывшийся, вынырнул из темноты, держа в зубах кусок светящейся ткани.
— Что это? — в один голос спросили следопыты.
— Кусок от его плаща,— ответил Серый Волк.— За куст зацепился...
Друзья принялись изучать находку. Ткань оказалась довольно плотной, очень легкой и прочной. Сотканная, будто трудами сотни чудесных паучков, из тончайших серебряных нитей, она чуть светилась в темноте и переливалась всеми цветами радуги.
— Да,— пробормотал Медвеух,— чудеса да и только...
— Подожди,— отозвался Ясноок.— Сейчас я тебе еще кое-что покажу...— И достал из торбы подарок Волховы, а из колчана — найденную Стрелу.
Болотный огонек ярко вспыхнул на ладони у юноши, обрадовавшись, видимо, темноте, но тут же вдруг беспокойно замерцал и почти угас. Зато самоцветный наконечник Стрелы высветился внезапно откуда-то изнутри лазуревым пламенем, и разбежались от него маленькие голубые искорки-лучики. На древке же отчетливо проступили непонятные письмена.
— Что это с ним?..— удивленно произнес Ясноок, разглядывая камень на ладони, еле тлеющий и подрагивающий.— А с ней?..— Спросил он, переводя взгляд на Стрелу.
Но оба вопроса, прозвучавшие в ночи, остались без ответа.
До самого рассвета следопыты не смыкали глаз, рассказывая друг другу наперебой о своих приключениях в Болотии и Непролазных Чащобах, дивясь счастливому их завершению и благодаря судьбу.
— Если б берендеичи вовремя не подоспели, несдобровать бы мне!..— сказал Медвеух напоследок.— Славный все-таки народец, хоть и чудной!
— Ну а мой спаситель — вот он...— улыбнулся Ясноок, потрепав Серого Волка по загривку.
— Если б не ворон, ни тот бы, ни другой сейчас здесь не сидели...— пробормотал волк, но так тихо, что слов его никто не расслышал, разве что Леший, притаившийся под корягой и наблюдающий оттуда за болтающими юношами.
С восходом солнца друзья тронулись в путь и к полудню уже достигли заветной полянки в Синем Бору,— откуда, если вскарабкаться на дерево повыше, ясно виден был Красный Холм и царский терем на нем.
Ясноок трижды свистнул, подавая условный сигнал, в ответ послышалось зычное лешачиное гиканье, и из-за дерева высунулся он сам.
— Рад видеть вас целыми и невредимыми, добры молодцы! — приветствовал он следопытов.— Что новенького расскажете старику Лешему? Чем порадуете?.. Впрочем, знаю, знаю! Видал я Волхову грозную и царя Берендея... Наслушался от них про ваши подвиги!.. А тебе, Ясноок, вот еще что скажу: любите вы, люди, не в свои дела соваться! Коль не Белозор ты, нечего было и за Вакху заступаться! Другое у тебя на роду написано!
А лучше вы, удальцы, покажите-ка мне свои находки! — хитро усмехнулся Леший.— Особенно любопытно мне на них поближе взглянуть...
Дед-лесовик долго рассматривал Стрелу и ткань от плаща незнакомца, крутил их в руках, хмурил брови, закрывал то один глаз, то другой попеременно и что-то бормотал себе под нос. Потом взял болотный огонек, щелкнул по нему корявым пальцем зачем-то и, возвращая Яснооку, спросил:
— Так говоришь, Волхова тебе это подарила? А больше никаких подарков она не делала?
Ясноок на миг задумался и ответил:
— Да вроде бы нет... Никаких...
— Ну, тогда ладно... Тогда хорошо...— сказал Леший, заглядывая следопыту в глаза.— Отметила тебя Волхова как-то, видать... Немногие смертные могли бы похвастаться таким приобретением, ну а к добру оно иль ко злу — поживем-увидим...
— Про эти штуки вам другие толковее скажут... Спросите у Ворона хоть...— кивнул дед-лесовик в сторону Стрелы и клочка от плаща незнакомца.— На мой же взгляд, лучше б вы их и не находили. Ничего хорошего они ни вам, ни кому не сулят... Одно беспокойство... И я бы их просто земле вернул, однако, тут решать должен тот, кто нашел сам, не имею права советовать я, поскольку лежит на них чужое заклятие сильное... Пока же не решишь, Ясноок, как поступить с ними, никому эти вещи не показывай. Да и у себя слишком долго не держи, не то беду накличешь, ибо не любят вещи волшебные долго без дела лежать. Понял ли ты меня?
— Понял, учитель,— отозвался Ясноок.— Да только если ты мне ничего про эти вещи не скажешь и другим показывать не велишь, то как-же решать-то я должен?
— Тоже верно,— вздохнул Леший, поглаживая бороду.— Что ж... Придется рассказать, что сам знаю... Слушай!..
Стрела, которую ты нашел, принадлежит гордам, древнему племени эльфийскому из тех, что наперекор мудрости иных народов древности избрали себе злую огненную судьбу карателей зла, за что и поплатились, ибо всяк из них вскоре свою погибель нашел... Кроме этой стрелы, еще шесть таких по свету летают. И все они наделены волшебною силою, меж собою различною, поскольку созданы в разных землях и разными мастерами великими... Кто ж соберет их все, тому участь особая будет... А коли хочешь подробнее про Стрелы гордовы узнать, так надо в Книге Гордов заветную для того заглянуть... Их тоже — семь. Про одну знаю, что хранится она в Верхнем Сильфе, в Русалии по-вашему,— у берегинь, другая — у Волховы, царицы Болотии, другие же где — мне неведомо... Пойдешь в Русалию — в Туманных Землях сгинешь, нечистью всякою кишащих; в Болотию обратно отправишься...
— Ну уж нет! — воскликнул, прерывая его, Ясноок.— Вовсе меня туда не тянет! И так насилу ноги унес!..
—...это тоже сопряжено с большими опасностями,— продолжал Леший.— Потому и не хотел я ничего говорить об этой находке... Вся жизнь наперекосяк из-за этих Стрел может пойти, будь они неладны,— ни судьбы, ни блага, ни места под солнцем, а одна маета да борьба беспрестанная!.. Что ж до второй твоей находки... Похоже, что это клочок от плаща горда, о которых мы только что толковали, ибо только они носили такие плащи, и появление их в этих местах сулит немалые беды и вам, и мне, и другим обитателям здешним... Или, во всяком случае, перемены... Так откуда, говорите, всадник скакал? От Гнилого Моста?
— Да... Пронесся, как молния,— подтвердил Медвеух.— Только мы его и видали!
— Вот-вот! — озабоченно покачал головою Леший.— Как молния... Не понимаю, почему Волхова мне про то ничего не сказала!.. Не могла же она его не заметить, если он Болотию пересекал?.. Ну да с этим я потом сам разберусь. Вас, добры молодцы, это уже не касается.
— А что за письмена таинственные на Стреле? — спросил Ясноок.— Можно ли их разобрать?
— И язык-то какой диковинный... Не наш, не роситский, и даже на всеобщий не похож, которому ты нас учил! — добавил Медвеух.
— Это очень древний язык. Язык первородов,— ответил Леший.— И научить ему невозможно. Понимание его либо само приходит, либо не приходит вовсе. Каждая буквочка, каждый значок в этом языке имеют свою волшебную силу, и только создатели Стрел да первороды могут прочесть всю надпись целиком. Если ж это кому другому удастся, то вся дивная сила Стрелы к нему перейдет, то есть будет с нее заклятие снято... Но это очень трудно. Я могу только один знак на ней разобрать — знак Альды Хладоокой, Лазурины, повельнительницы гипербореев — северных эльфов,— эту Стрелу создавшей.
Ну вот, добры молодцы, довольно вопросов на сегодня... Дальше сами решайте, что делать да как жить-быть! Испытание мое последнее вы выдержали, пора вам и к людям возвращаться! Идите же с миром, да старика Лешего лихом не поминайте! А ежели туго придется или кто нежеланный на пути встретится, то всех и вся ко мне посылайте — я уж с ним по-своему разберусь!.. Да науку лесную — мои уроки — не забывайте. Может и доведется свидеться еще когда-нибудь...
Отвесил тут Леший следопытам поклон земной, да так и не разогнулся, так и застыл веткою кривою да черною.
А Ясноок с Медвеухом к дому зашагали. И Серый Волк вместе с ними.
На Красном Холме, когда там появились следопыты, пир уже горой стоял. Некты веселились и дурачились почем зря. На березовой колоде в венке из первоцветов сидел сам царь Нектор и наигрывал на дуде разлихую мелодию. Вокруг него со смехом и прибаутками кружился, взявшись за руки, первопраздничный люд.
Нектор, завидев следопытов, грохнул по колоде ковшом и повелел принести жбан меда. Под крики соплеменников друзья выпили все до дна. Тут же возобновилась музыка, и их вовлекли в пляс.
Мгновенно они сделались предметом всеобщего внимания и любопытства. У них что-то спрашивали, кричали что-то в ухо, хлопали по плечу, предлагая осушить кубок. Некторские красавицы бросали на них лукавые взгляды, наперебой тащили их танцевать, и даже сама Ивица-краса, избранная в этом году Лелей, наряженная в платье из цветов и трав — не хуже чем у самой болотянской царицы, не отрывала от Ясноока своих больших чарующе-темных глаз, чем приводила его в немалое смущение.
К вечеру юноши так наплясались, напелись и накачались хмельным, что уже с трудом сидели за столом, опершись на него обеими руками, и едва ворочали языком. А им все подливали, толкали в бока и трясли, требуя вновь и вновь рассказывать о своей лесной жизни. И если б не пристроившийся под столом и держащий ухо востро Серый Волк, который чуть что — дергал друзей за штанины и слегка покусывал, Ясноок и Медвеух непременно бы проболтались землякам о своих находках. Их так и подмывало это сделать, но Серый Волк не давал им даже обмолвиться ненароком, и все обошлось: ни Нектор, ни хитренькие седобородые старцы, ни другие следопыты так и не узнали ничего ни про Стрелу, ни про подарок Волховы, ни про всадника на Старой Дороге...
Впрочем, то, что не удалось им, кой у кого получилось ночью, когда Серого Волка рядом не было, ну да это не в счет!..
На второй день праздников находки стали казаться следопытам уже не столь значительными, как прежде, на третий они почти забыли о них, а на четвертый, когда Серый Волк, улучив момент, спросил у Ясноока, что он решил, тот посмотрел на него недоумевающим взглядом, потом хлопнул себя по лбу и сказал, что, пожалуй, и впрямь готов взять Ивицу в жены!..
Медвеух же, похоже, за это время вообще разучился разговаривать — и немудрено: все дни напролет он да царь Нектор не подымались из-за стола, соревнуясь, кто кого перепьет.
Но вот наступил последний день празднеств: весь мед был выпит, запасы съестного иссякли, все мыслимые исполнимые желания исполнились, и некты начали потихонечку трезветь и приходить в себя...