оглавление | вперёд | Главная | Галерея |
Глава 17. День Открытых Зеркал
Зеркала везде и повсюду. Наверное, с тех самых пор, как Андерсен расколошматил ногой бесовское Зеркало, и оно разлетелось по миру мириадами зеркальных осколков. Хотя, может, это случилось и раньше… И мы так привыкли к зеркалам, что давно перестали относиться к ним, как к чему-то таинственному и иррациональному. И, уж тем более, совсем их не боимся. День начинается с зеркала в ванной, с зеркала трюмо или шкафа, перед выходом на улицу мы окидываем себя критическим (а может, самовлюблённым) взглядом в зеркале в прихожей. Мы идём по улице и натыкаемся на свои отражения в витринах магазинов, мы едем в метро и видим себя в стёклах вагонов, в машине мы, то и дело, ловим свой (или чужой) взгляд в зеркальце над ветровым стеклом. Зеркала продолжают преследовать нас в офисе, в фойе театра, в кафе, в общественном туалете… Выехав на природу, мы отражаемся в спокойной воде озера. После дождя наши зеркальные двойники хватают нас за ноги, выскакивая из луж… Зеркала – наша жизнь.
Чтобы ни разу за день не наткнуться на зеркало, надо быть слепым.
А скажите, по-честному, Вы могли бы хоть день прожить без зеркала, чувствуя себя при этом вполне комфортно?… Вопрос, разумеется, обращён к мужчинам, поскольку женщины, разлучённые с зеркалом более чем на двадцать четыре часа, как правило, сходят с ума, а если ещё больше - окончательно стервенеют и становятся социально опасны.
Итак, зеркала, чтобы там не бубнили господа оккультисты и давно отпетые мистики (вроде автора), обычный предмет обихода, пускай, и первой необходимости. Что-то вроде туалетной бумаги. И Вам это хорошо известно.
А теперь отбросим стереотипы и посмотрим в зеркало с другой стороны, так сказать.
Зеркало никогда не отражает нас такими, как мы есть. “Левое” и “правое” в нём меняются местами, а, как известно, половинки лица у любого человека сильно отличаются друг от друга, что особенно заметно с возрастом. К тому же, наш зеркальный двойник всегда чуть запаздывает (скорость света хоть и велика, но, знаете ли, ограничена), правда, не до конца ясно, кто из двоих смотрящих является двойником. А ещё, оказавшись в одиночестве на некоторое время в комнате, стены, потолок и пол которой состоят из зеркал, думаю, Вы почувствовали бы себя как под постоянным прицелом скрытых видеокамер. Типа, “вся вселенная смотрит на Вас, ми амиго”!…
А что, если так оно и есть, и мы – герои телесериала или компьютерной игры, на которых смотрят сквозь зеркала тысячи и миллионы невидимых, неведомых глаз? Да ещё и сам Бог, не дай бог!… И на кнопочки нажимают и джойстиком подёргивают, руководя нашими действиями.
А что, если мы ошибаемся, полагая зеркало за плоскую поверхность, а не за окно в многомерность иных миров? И при этом тупо бьёмся в стекло, как мотылёк, не замечая открытой рядом форточки…
Да и уверены ли Вы, что, отойдя от очередного зеркала, продолжаете пребывать в том же мире, в каком были перед тем, как отразились в нём? А если этот мир – даже и всё тот же, Вы ли отошли от зеркала или Ваш двойник?
А?… Э-э… В этом-то всё и дело…
Всякий раз, как мы смотримся в зеркало, то совершаем переход в параллельный мир. Похожий на тот, в котором до того пребывали, но отличающийся от него хоть на йоту. Трудно сказать, в чём именно эти отличия, и в лучшую они сторону или в худшую – здесь всё зависит от нашего состояния, мыслей, чувств, с которыми мы подходим к зеркалу, но они, несомненно, есть. И мы попадаем в мир, более нам соответствующий, чем предыдущий. Однако, вовсе не в тот, в который хотелось бы. Почему так?… Возможно, мы давно разучились управлять зеркалами. Или нам не хватает точной настройки, поскольку чувства наши противоречивы, а мысли несутся безудержным непрерывным потоком, как безумные стада машин на автостраде. Ну, а может, нас не пускает кто-то или что-то с той стороны. Или Зеркало просто сильно загрязнилось и опаскудилось за последние времена. Скорее всего, всё вместе… И мы никак не можем отыскать свой мир. Тот, в котором, наконец, обрели бы всё, что хотели, и избавились бы от всего нежеланного.
Надеюсь, высказанные соображения заставят Вас признать, что зеркало – вещь отнюдь не нейтральная, и задуматься.
А теперь представим, что зеркала вдруг перестали отражать или начали отражать совсем не то, что мы от них ожидаем. И сквозь них можно провалиться не в ближайший параллельно-спаренный мир, а куда угодно, то есть чёрт-те знает куда!… Будто кто-то распахнул окно, и поверхности стекла, ограждавшей нас от иных миров больше не существует. Путь открыт! Как нам, так и им. И всё перемешалось, стало зыбким, относительным и непонятным. И можно этим воспользоваться или просто сойти с ума, погрузившись в абсурд зеркал. Но не участвовать нельзя… Как Вам такая альтернатива?…
Именно такой вот сюрприз и припас для нас напоследок коварный Тескатлипока…
А Лотерея… Лотерея – просто наркоз. Очередной “опиум для народа”. Пусть покуролесят, мол, напоследок.
* * *
То, что зеркала стали привирать, Саша заметил ещё в своём кабинете в тот день, когда обнаружил на столе рекламный буклетик от “Ягуар-инвеста”, но отнёс глюки за счёт своего абстинентного состояния после бурной ночки.
Потом он, хоть и замечал неоднократно их странноватое поведение, противоречащее здравому смыслу и законам физики, но был слишком поглощен решением своих материальных проблем, чтобы иметь время задуматься всерьёз.
Теперь же, достигнув нежданно-негаданно в свои сорок восемь лет вершины человеческого счастья (материального, я имею в виду), о чём и мечтать-то было глупо, и, получив бессрочный отпуск, он обратил на зеркала своё самое пристальное внимание специалиста и вскоре поставил диагноз: шизофрения. Причём ярко выраженная и стремительно прогрессирующая.
Если на каком-то этапе зеркала начали уже не привирать, а врать безбожно, то теперь они показывали (отражали?) всё, что угодно, но только не реальность. Можно даже сказать, что они превратились в какой-то адский телевизор, транслируя то прошлое, то будущее, а то и вообще не пойми что. Больше всего отражения походили на сны буйно помешанного. Яркие, цветные, обрывочные и лишённые всякой логики. Или на видения наркомана.
При этом они навязчиво лезли и лезли из всех зеркал и бесцеремонно вмешивались в окружающую жизнь. А целые куски реальности и люди, наоборот, отваливались, утопали в зеркалах, тускнели и развоплощались, исчезая навсегда, будто их никогда и не было. Впрочем, временами зеркала вообще не отражали ничего, кроме клубящейся серебристой мути (наверное, это были периоды технических перерывов).
Рискнём же и мы заглянуть в зеркала, пока они открыты, и выбрать мир себе по вкусу из уже существующих, а может, и, вообще, сотворить свой собственный, ни на что не похожий. Рискнём?… Да, впрочем, тут и риска-то никакого особого нет. Если кто – не туда вдруг угодил, так Зеркальный Дракон его отыщет рано или поздно, возьмёт за шкирку и вернёт на место. Так что – вперёд, амигос и мучачи!…
* * *
Резкий звук тревожной сирены вывел отставного генерала Кабы-Ату из оцепенения. Старый воин инстинктивно дёрнулся, одновременно понимая, что спешить ему уже некуда – обойдутся без него, и нажал на лезвие бритвы чуть сильнее, чем следовало. По изборождённой глубокими морщинами щеке двойника в зеркале поползла алая струйка крови.
Генерал чертыхнулся и внезапно, натолкнувшись на хмуро-стальной взгляд своего отражения, со всей ясностью вспомнил тот день и час, когда началась война.
Он был ещё совсем юным салагой и так же стоял перед зеркалом с бритвой в руках, когда в дверь забарабанили, и кто-то крикнул: “Война!”. Тогда он тоже порезался. Но тогда его звали по-другому. Как?… Теперь уже и не вспомнить, да, впрочем, это и неважно, ведь всё это было совсем в другой жизни. Мирной. О которой он мало что помнил. Кажется, все тогда неожиданно разбогатели. А потом деньги превратились в говно, а золото обесценилось.
И тогда кто-то нажал на красную кнопку. Возможно, это был президент Земли Арон Вайсниггер, которого врачи заочно приговорили к скорой кончине. Или какой-нибудь террорист-параноик, возомнивший себя ангелом мщения. Или оставшиеся не у дел банкиры. Или малолетний заигравшийся хакер. Или просто дала сбой автоматика. Так или иначе, но война началась. И ядерные грибы один за другим стали расцветать над городами, ракеты расчиркали небо, а гул тысяч бомбардировщиков наполнил мир новым грозным смыслом.
Люди жили тогда ещё на Земле и даже разгуливали зачем-то по её поверхности.
Эта мысль показалась генералу настолько забавной и фантастичной, что его сухие обескровленные губы непроизвольно дрогнули в усмешке, а изо рта вырвалось некое клокотанье, отдалённо напоминающее смех бетономешалки.
Да, так оно до того памятного дня и было. А потом всех, не погибших сразу, загнали в бункер, где они и отсиживались лет так пять, питаясь тухлыми консервами, безвкусной водой из дистиллятора и скудными противоречивыми сведениями о ходе военных действий, изредка приносимыми изувеченными, полубезумными, с облезающей кожей бродягами, которые наводнили тогда мир и скитались от бункера к бункеру в поисках пищи и крова.
Бродяг этих никто не любил - от них воняло и зашкаливало счётчики радиации, однако, всякий понимал, что мог бы и сам оказаться на их месте, да и, к тому же, долгое время это был единственный источник информации о внешнем мире (все другие прекратили своё существование уже на третий день после начала войны), и поэтому им отдавали отбросы и тряпьё, выслушивали и прогоняли прочь.
Это было тяжёлое и суровое время, в которое выживал лишь тот, кто сумел усилием воли подавить в себе все эмоции, выкинуть из головы разный вздор и подчинить собственную жизнь суровой необходимости и железной дисциплине. Истеричных и заболевших расстреливали на месте без суда и следствия. Слабых заставляли работать на износ, кормя и обслуживая сильных.
Юный Кабы-Ату оказался сильным, и потому выжил и с честью выдержал все испытания первых лет войны.
Однажды в их бункере появились военные в красивых облегчённых скафандрах, крагах и гермошлемах и сказали, что “враг близко” и “пришло время умереть за Родину”. После чего провели медосмотр, тестирование и отобрали всех, пригодных к военной службе, включая женщин. Порядка десяти-пятнадцати процентов от числа обитателей бункера. Потом погрузили избранников в вертолёты и перенесли на Центральную Базу. Остальных, как узнал позже Кабы-Ату, заперли в бункере и перекрыли подачу воздуха.
Через три недели ускоренной военной подготовки молоденького лейтенанта Кабы-Ату нарядили в красивый красно-бурый скафандр и перебросили на Марс.
Да… Ему посчастливилось уцелеть в ходе тридцати восьми операций по захвату и обороне марсианского плацдарма, выжить в лагере военнопленных в урановых рудниках, принять участие в Большой Лунной Бойне, где он получил двенадцать нашивок за ранения и капитанские звёзды на погоны, лично пустить торпеду в сторожевой астероид, захваченный повстанцами, и стать очевидцем последней термоядерной атаки на Землю, в результате которой планета превратилась в груду каменных глыб, окутанных сияющим газо-пылевым облаком, бессмысленно несущихся в пространстве.
В звании полковника он стал командиром исстребительной эскадрильи, а потом, дослужившись до генеральского чина, начальником гарнизона Летающей Крепости №42. На этом посту он и пребывал до самого дня своей отставки.
Кто такой враг, генерал никогда толком не знал, да и не особо над этим задумывался. Врагом было всё чужое, способное двигаться и стрелять, и потому подлежащее уничтожению. Он получал приказы Генштаба и, во что бы то ни стало, стремился их исполнить. И того же требовал от своих подчинённых. Ему были близки такие понятия как “долг” и “честь”, в то время, как слово “Родина” давно уже утратило всякий смысл. Сегодня его “родиной” была Летающая Крепость №42 с гарнизоном, состоящим из шести тысяч солдат, а завтра это могло оказаться чем угодно: подземным бункером, секретной базой или рубкой торпедоносца.
Мир генерала был чёток, ясен и прост. И состоял лишь из солдат, врагов и рабов-военнопленных. Никто другой не смог бы и дня просуществовать в этом мире. Впрочем, слово “мир” тоже безнадёжно устарело. И в его время вместо фраз “наш мир”, “во всём мире”, “мировой порядок” употреблялись выражения “наша война”, “во всей войне” и “военный порядок”.
Война длилась так долго, что не только генерал, но и всё население войны не допускало и мысли о каком-то там “мире”. Ведь это неминуемо бы означало конец всей человеческой цивилизации, утрату всех достижений военного прогресса, обесценивание одержанных побед, прямое осквернение памяти павших в битвах героев и, в конечном итоге, потерю всякого смысла. Сами рассудите, солдаты бы оказались не нужны, а всех военнопленных пришлось бы отпустить, и что же дальше?… Полная чушь! Абсурд!… Да за одну только крамольную мысль о возможности какого-то там “мира” следовало бы расстреливать (что, впрочем, и делалось). Нет, Вся история человеческой цивилизации убедительно доказала, что война является единственно возможным путём развития и залогом успеха на пути прогресса. Иначе так бы и сидели сейчас в какой-нибудь пещере, вычёсывая из шерсти вшей и посасывая сосульки.
Перед внутренним взором Кабы-Абу пронеслась вся его долгая и славная жизнь. И, в который уж раз, он осознал, что – будучи ещё юношей и стоя вот так же перед зеркалом – сделал правильный выбор, решив посвятить себя войне.
Генерал смочил вату спиртом и протёр щёку. Затем залепил порез чёрным пластырем телесного цвета, застегнул парадный мундир на все пуговицы и пригладил рукой седой ёжик волос на голове. И придирчиво осмотрел себя в зеркале.
Всё ли он сделал перед тем, как пройти ритуал посвящения в Небесные Рыцари? Вроде бы, всё. Сдал командование гарнизоном своему преемнику. Отдал приказы о повышении в звании своего ближайшего офицерского окружения и о вручении орденов Пурпурного Сердца обслуживавшим его семи сержанткам из Вагинального Батальона. Расплатился по счетам в баре. Сдал семя в хранилище при Центре Репродуицирования. И даже проявил милосердие, освободив военнопленных из числа личных рабов. Небесным Рыцарям они ни к чему.
Какая-то мысль, засевшая в мозгу и неприятно зудящая там, прорвалась, наконец, наружу. Генерал вспомнил о племяннике Ричарде, новобранце Виртуальных Войск, и покривился как от зубной боли.
Чёртов парень, внешне похожий на него самого в дни молодости, а во всём остальном являясь противоположностью своего дяди, был психически болен. Он плохо понимал, что такое дисциплина, злоупотреблял алкоголем, пробовал даже наркотики, большую часть времени проводил в казармах Вагинального Батальона, распевая там под гитару какие-то дурацкие песенки собственного сочинения, и, главное, открыто заявлял о своём нежелании становиться солдатом.
Кабы-Абу стоило огромного труда спасти придурошного племянника от Трибунала и пристроить юнкером в Виртуальные Войска. Но что будет дальше? И не опозорит ли этот “не от войны сей” отрок его род?…
В дверь постучали.
Генерал посмотрел на часы, ещё раз окинул себя взглядом в зеркале и вышел в коридор, где его уже ждала Зельга Фарос, лейтенант Ритуально-Погребальных Войск и самая красивая женщина гарнизона.
Генерал был польщён: мало кто удостаивается чести быть посвящённым самой Зельгой. Похоже, Генштаб оценил его заслуги по достоинству.
- Пора, генерал, - сказала Зельга Фарос. – Каков будет Ваш последний приказ?
- Скорее, не приказ, - слегка замялся Кабы-Абу, - а просьба… Мой племянник Ричард… ну, Вы понимаете, лейтенант…
Зельга кивнула.
- Разумеется, генерал. Расстрелять с воинскими почестями?… Отправить на невыполнимое задание?… Объявить без вести пропавшим?…
- Лучше – последнее. И без всякой шумихи, желательно. Придумайте сами что-нибудь.
Зельга на секунду задумалась и, вытянувшись, отдала честь.
- Будет исполнено, мой генерал!
При виде входящих в Траурный зал солдаты, стоящие у стен в почётном карауле, взметнули ружья и застыли.
Генерал Кабы-Абу успел сделать всего лтшь несколько шагов по ковровой дорожке, ведущей к большому зеркалу в дальнем конце зала, прежде чем молниеносный удар меча Зельги Фарос снёс ему голову, и он стал Небесным Рыцарем.
Солдаты закатали тело в ковёр, запаковали голову в полиэтиленовый мешок и, молча, удалились.
Убедившись, что она осталась одна, лейтенант Ритуально-Погребальных Войск Зельга Фарос подошла к зеркалу и… перекрестилась.
* * *
Рихардо закричал, дёрнулся и проснулся. Ну, и сон!… Будто какая-то красивая мучача в красной перетянутой ремнём тунике отрубила ему голову. А перед этим все его родственники дружно склоняли его добровольно сдаться в армию. Вот, каброны!… И дело всё происходило в дурацком стальном гробу огромной величины, болтающимся над поверхностью Марса.
И зачем он вчера нажевался с Увальнем кривых яблок?… Хер – им, а не армия!…
Рихардо разлепил веки и увидел своё сонное отражение в тёмном экране неработающего монитора, служащего ему заместо зеркала. И окончательно проснулся, возвращаясь а реальность.
Попил водички из кокосовой скорлупы, пожевал лепёшек и, сладко потягиваясь, вышел из бунгало.
Птицы приветствовали его переливистым свистом. Море – нежным шелестом волн по песку. Деревья – склонёнными под тяжестью сочных налитых плодов ветвями и пряными ароматами ночи. Месяц – призрачно-мерцающей дорожкой, выстланной в водах лагуны.
Рихардо сорвал несколько кроваво-алых вишен и присел перед входом в своё жилище, неспешно пережёвывая ягоды, поплевывая косточками и строя планы на грядущий день.
Сегодня он обязательно залатает крышу, чтобы дождь не застал его врасплох. Соорудит перед домом большие солнечные часы. А ещё, сходит на мыс к Натанге, чтобы посудачить о том о сём, пропустить по стаканчику апельсиновки и половить рыбки.
Рихардо докушал вишню и, набив трубку ганжой, задумался о судьбах мира и его основателях, о которых ничего известно не было. Да и были ли они вообще? Не он ли сам сотворил и населил этот мир? Мысль эта показалась ему чрезвычайно важной, он выразил её в трёх стихотворных строках (четвёртая рифмоваться никак не хотела) и записал на песке, чтобы не забыть, решив, что как-нибудь потом, на досуге обязательно её додумает.
Потом встал и пошёл искать достойную палку для часов.
Палку он так и не нашёл, зато, оказавшись возле королевского кактуса, едва не наступил в темноте на распластанные тела Увальня и его подружки. Отвернув в кактусе кранчик и наполнив нектаром богов скорлупку, каковую всякий приличный человек всегда имеет при себе, Рихардо некоторое время изучал внимательным взглядом плавно вздымающиеся груди мучачи, казавшиеся в млечном свете Луны белее обычного, и подыскивая соответствующие им поэтические образы, потом перешёл к её пышным бёдрам, но, так и не найдя для тех подходящего эпитета, испил свою чашу до дна и пошёл купаться.
Выйдя из вод, он обнаружил на берегу Камиллу и Клячу, тоже больших любительниц ночных прогулок. Кляча сказала, что они возвращаются с пирушки от Старика, что Старик собирается сегодня наведаться на Мясное болото и, если не передумает и ему повезёт, к вечеру, наверняка, принесёт много вкусного студня и молоденьких мясовичков. То-то будет здорово!… Камилла похвасталась тем, что Море подарило ей большой зонтик фисташкового цвета с отливом.
Рихардо поделился своей идеей насчёт сооружения часов. Потом они выпили немного банановки, и он занялся с Клячей любовью, в то время как Камилла одухотворяла их страсть игрой на флейте, а после все трое отправились побродить по берегу, в надежде, что Прилив одарит их ещё чем-нибудь, кроме зонтика и найденного на прошлой неделе почти новенького монитора.
На рассвете в полумили от берега под всеми парусами проплыл пиратский корабль, и они полюбовались на него, ничуть не опасаясь, что нежданные гости их заметят и захотят войти в гавань. Ведь это был их мир, сокрытый от случайных глаз, куда посторонним вход воспрещён. Так уж задумали его неведомые Праотцы…
Домой Рихардо вернулся уже к полудню и изрядно навеселе, притащив на шее Камиллу, пытающуюся изображать горниста на боевом осле. Ремонтировать крышу и устраивать солнечные часы к этому времени ему почти уже совсем расхотелось.
Он немного рассердился на Увальня, который не придумал ничего лучшего, как помочиться на его стихи, но потом при виде булькающей и аппетитно благоухающей на огне похлёбки из мелко наструганных аперкотов, розовых мультимидий и чеснока, смягчился, а выпив пару скорлупок адского корня и вовсе сменил гнев на милость.
И даже перед тем, как возлечь с мучачей Увальня, которую он обменял на Камиллу, на послеобеденную сиесту, Рихардо пропел присутствующим псалом собственного сочинения, посвящённый солнечному богу Кабы-Атману, который везёт в своей сверкающей колеснице много-много золотых рыбок и разбрасывает их, чтобы исполнить желания всех страждущих чуда в этом мире.
Вечером, сидя с трубкой на пороге своего бунгало и наслаждаясь волшебными красками заката, Рихардо вновь задумался о судьбах своего мира и даже придумал для него герб: золотой лев с солнечно-косматой гривой на небесно-голубом фоне. Завтра он, непременно, его нарисует и повесит на самом видном месте. А ещё надо будет залатать крышу и соорудить солнечные часы. Да… и сходить порыбачить с Натангой надо обязательно. Завтра, а сейчас… день был такой насыщенный впечатлениями, что некогда даже было их обдумать, и он устал.
Рихардо приподнялся, дотянулся рукой до Мерного Столба и чирканул по нему ржавым гвоздём, отмечая ещё один славно прожитый день. Когда-нибудь он посчитает все свои черты и резы и вычислит точную дату. Если это кому-нибудь нужно, конечно. Вот только нужно ли?…
Он невнятно хмыкнул, голова его завалилась набок в поисках плеча какой-нибудь доброй мучачи и, не найдя его, увлекая за собой и тело, упала в ворох листьев.
Впрочем, ему виделось, что перед тем, как забыться, он ещё добрёл, пошатываясь, до королевского кактуса и утолил свою вечную жажду скорлупкой амброзии, а потом, возвратившись, обнимал и целовал чьё-то горячее и отзывчивое тело, зарываясь лицом в густые шелковистые пахнущие морским бризом локоны. Но это были всего лишь листья…
* * *
В тот вечер Кляча нашла на берегу обросшую водорослями и ракушками дамскую косметичку с тушью, помадой, пудреницей, маникюрным набором, настоящим зеркальцем и прочими сокровищами. И немедленно принялась за макияж. Видно, последняя в этот день золотая рыбка Небесного Рыцаря Кабы-Атмана, предназначалась ей.
Она подкрасила губки, подвела ресницы, припудрила носик и щёки, взмахнула несколько раз перламутровым гребнем по волосам и только тут, удовлетворённо улыбнувшись самой себе, оторвала взгляд от зеркальца.
На ней было стильное платьице фисташкового цвета, туфельки, сумочка, шейный платочек и коготки – в тон, и сидела она в кабине шикарного авто, уютно устроившись на заднем сиденье, за спиной водителя-клона, почти такой же симпатичной девушки, как и сама она. Рядом спокойно кудрявилась маленькая болонка, выкрашенная в лиловые тона, помаргивая из-под лохматой чёлки черными угольками глаз и внимательно глядя на плоский монитор перед собой, на котором была изображена карта города и горело табло с надписью “Выберите, пожалуйста, маршрут следования”.
Клео поискала глазами зонтик и, не найдя, решила, что забыла его у подружки. Досадно, однако. Она так долго гонялась по разным шопам и бутикам в поисках именно такой модели модного в этом сезоне цвета, и вот… Как назло, подружка отправилась в морской круиз и вернётся теперь не раньше, чем через месяц.
Клео наморщила лобик, открыла электронный ежедневник и включила в список неотложных дел на сегодня приобретение зонтика. Потом просмотрела весь список. Заехать к парикмахеру, посетить массажиста, визажиста, стилиста, дальше – бассейн, солярий. В три – встреча с Альёной в кафе. Промчаться с нею по магазинам, обновить гардероб, купить фен, дезодорант, масло для загара и масло против загара. Если останется время – заскочить в гига-маркет на распродажу (мало ли, что-нибудь этакое приглянётся), там же купить новый зонтик. В семь – свидание с Эмилем в китайском ресторанчике. Он ей, конечно, не пара, но пока не подвернулось ничего более стоящего, надо держаться за то, что есть. Хотя, конечно, можно, как Альёна, завести себе клон-любовника. Говорят, они и делают всё более качественно и не засыпают на самом интересном месте, как все прочие мужики. Надо будет подумать на эту тему… Так. Что дальше в списке?… Вечером обязательно посмотреть модный сериал, приготовить устричный салат, обзвонить знакомых и договориться насчёт предстоящего уик-энда и устроить профилактический разнос домашнему клон-мастеру. Заставить её хорошенько протестировать клон-повара и, если необходимо, отдать в ремонт, сегодня утром эта мерзавка вместо яичницы с беконом и клубники со сливками подала ей пережареный переперченый антрекот, от которого Клео пучило целых два часа, пока клон-доктор не дал ей какую-то пилюлю.
Вспомнив о докторе, она автоматически переключилась на мысль о том, что срочно нужно менять зубы, поскольку тон тех, что вставили ей в прошлом месяце, уже успел выйти из моды. А, кроме того, пора реставрировать чешуйки на спине, со многих уже поосыпалась позолота, а некоторые даже начали зеленеть, так что неприлично теперь и раздеваться на пляже. А может лучше – на хрен чешую, и - сделать себе гребень из искусственных алмазов на хребте, как на той фотографии, что видела она на днях в дамском журнале? А что – это мысль!… Альёна со своим леопардовым мехом, нарощенным на груди и бёдрах, и змеиной кожей на ногах просто выпадет в осадок от зависти, увидев. Решено!… Зубы заменю завтра, а сейчас – алмазный гребень и маленькие аметистовые рожки на голове с внутренней подсветкой.
Клео посмотрела на часы и стала быстро тыкать электронной указкой в карту на мониторе, намечая путь следования и пункты остановок.
Ну вот. Всё, кажется.
Болонка негромко чихнула и лизнула ей руку, напоминая о себе.
- Ах, прости, малышка! Столько дел, столько дел, совсем из головы выпало, - вскрикнула Клео. – Разумеется, заскочим по пути в зоошоп и купим тебе мороженое с ванилью, фиалковый лак для когтей с блёстками и лосьон от перхоти. А уж свидание с Родригесом придётся отложить до завтра, дорогуша! Сегодня, ну, никак не успеть. Я думаю, если этот пёсик – настоящий мачо, как ты утверждаешь, а не какой-нибудь бешеный деспертадор, денёк воздержания его только вдохновит…
Клео почувствовала чей-то взгляд и только тут заметила наблюдаещего за ней мужчину в чёрном длиннополом плаще и шляпе, стоящего на противоположной стороне улицы и почти сливающегося в своём одеянии с зеркально-тёмной витриной супермаркета.
Незнакомец с бледным лошадино-удлиннённым лицом и малость маньячными горящими глазами, поняв, что его присутствие обнаружено, стал быстро пересекать улицу, приближаясь и на ходу распахивая плащ, из-под которого извлёк какой-то большой серебристо-сияющий предмет с крестообразной ручкой.
Болонка взволнованно тявкнула и соскочила под сиденье.
Клео, ощутив смертельную опасность, инстинктивно надавила на кнопку, задвигая зеркальное стёклышко на дверце, и увидев, что мужчина замахивается на неё своим предметом, пригнула голову и зажмурила глаза. Крик так и замер у неё в горле, не успев сорваться.
Беня Клок изумлённо вытаращил глаза на своё отражение в возникшем внезапно перед носом зеркале и, поняв, что он не в Одессе и гоп-стоп нынче не проканает, мгновенно сменил ориентацию, поднял крест над головою и благословил паству.
- А теперь, братья и сёстры, - торжественно произнёс он, – вспомним недавно пережитые всеми нами скорбные дни, когда в наш грешный мир явился Антихрист, и предадим его и его дьяволиц анафеме, и вознесём молитву Всевышнему в преддверии грядущего Страшного Суда. Амен.
“Амен… амен… амен…”, - запиликал на разные голоса мобильник, вмонтированный у неё в правой груди, возвращая Клео к жизни и заставляя поднять голову.
Мужчина исчез, как будто его и не было. Лишь под дворником на ветровом стекле появилась цветастая рекламная брошюрка Церкви Умной Веры.
Звонила Альёна с предложением перенести встречу на пол-часа позже, поскольку иначе она совсем не успевает заехать на аукцион, где будут выставлены на продажу яйца Фаберже и плюшевый мишка, принадлежавший покойной принцессе Диане.
- Нет, ты только послушай!… - с трудом прервала эмоциональную речь подруги ещё ни до конца опомнившаяся после пережитого ужаса Клео. – Знаешь, кого я только что видела?… Ни за что не догадаешься… Самого Бена Клико!… И выглядел он точь-в-точь так же, как в том фильме, где играет пастора, шантажирующего исповедающихся у него прихожан, а потом молодая монахиня, которую он воспитал и растлил ещё в детстве и она забеременела и вынуждена была утопить младенца в канализации, отрезает негодяю голову. Так вот. Кажется, он хотел меня убить!
- Да ну?… И ты – что же? – заинтригованно отозвалась Альёна.
- Я?… А что – я?… Сказала, что не могу принять смерть, не исповедавшись, даже из рук такого одиозного мужчины, как он, и назначила ему свидание в полночь в часовне на кладбище Святого Духа, - на ходу сочинила Клео.
- А он?…
- А он положил на капот моей машины искусственную белую лилию, чуть приподнял шляпу и, не произнеся ни слова, удалился. Настоящий джентельмен!…
- Вот это да!… Прямо, как во вчерашнем сериале. И что же ты теперь будешь делать?… Пойдёшь?
- Подумаю… Впрочем, нет, наверное. Пошлю вместо себя своего клон-юриста, а сама спрячусь где-нибудь в кустах с камерой, чтобы разоблачить негодяя.
- Это ты ловко придумала. А меня возьмёшь с собой? Ну, пожалуйста, Клео!…
- Ну, если ты обещаешь никому не рассказывать и поделишься со мной рецептом чёрного соуса для тарантинок…
- Клянусь депилятором!…
- … тогда я подумаю.
Они мило пощебетали ещё немного в том же духе, параллельно занимаясь – каждая - своими делами, потом ненадолго расстались и встретились уже в уютном кафе, за столиком перегруженным мороженным, сластями и фруктами.
Поразить подругу насмерть сверкающим бриллиантовым гребнем на позвоночнике и аметистовыми рожками Клео не удалось. Та, конечно, округлила глазки и похлопала в ладоши ради приличия, но потом заметила, что всё это уже – прошлый год, и, повернувшись задницей, продемонстрировала приживлённый к копчику пушистый хвостик из какого-то чудного пепельно-серебристого меха и даже слегка им помахала, чем привела в неописуемый восторг всех посетителей кафе, особенно представительниц прекрасного пола, и заставила ощутить Клео слабые уколы зависти.
Потом они обсудили, имеет ли смысл вмонтировать в пупок прибор ночного видения, выполненный в виде большого рубинового глаза или разумнее заполнить пустующую нищу датчиком-аннигилятором лишнего веса, разобрали по косточкам сидящую за соседним столиком блондинку с зеркальными линзами в глазах и в совершенно безвкусной юбчонке из павлиньих перьев, обменялись впечатлениями по поводу последнего автосалона и выставки-продажи мягкой мебели, усилием воли запихали в себя остатки начавшего уже таять пиратского брига из разных сортов мороженного, доели остров из фруктов в мармеладно-карамельной патоке, выпили целое море клубничного муса, и, наконец, следуя ранее задуманному, наперегонки ринулись по магазинам.
Уже едучи на встречу с Эмилем по вечернему Клон-Дайку, этому грандиозному городу без конца и края, пестрящему рекламными щитами, подмигивающему неоновыми вывесками и рассыпающему гирлянды разноцветных огней, она в который уж раз поразилась тому, что её заветная мечта сбылась. Ну, кто бы мог подумать, что она, полуграмотная чумазая дикарка из какого-то богом забытого провинциального мирка, окажется вдруг в этой сияющей сказке.
Клео включила плеер, вмонтированный в левую грудь, прикрыла глаза и счастливо улыбнулась, отдаваясь волшебному ритму зазвучавшей внутри музыки.
И тут правая сиська её возбуждённо завибрировала и запиликала, извещая, что на встроенный мобильник пришло смс-сообщение.
“Уважаемый клон-манагер Клео-37, настоящим доводим до сведения, что Ваш лимит кредитовозможности на сегодняйший день исчерпан. Вам необходимо явиться в Центральный Офис Потребкорпорации в кабинет Генерального клон-коммандера завтра не позднее 11-ти часов пополудни для прохождения перерегистрации и присвоения Вам статуса клон-раба второго разряда с последующим направлением на мыловаренную фабрику. Администрация 1240-го округа 18-го сектора Клон-Дайка”.
Клео вскрикнула, как от внезапной боли в груди, и проснулась. Она всего лишь задремала на минуточку, и, надо же, какой дурацкий сон привиделся. Не дурацкий даже, а наимерзейший!… Поскольку в её мире сказка длилась вечно. И беспокоиться было не о чем.
Трубка в груди продолжала зудеть.
Оказалось, что звонит Эмиль, и у него неотложные дела вечером, поэтому сам он не сможет придти на ужин в китайском ресторанчике, но пришлёт своего клон-секретаря. Клео секунду поколебалась: оскорбиться ей или сделать вид, будто всё – фиолетово, и предпочла последнее. В конце концов, так оно, может быть, и к лучшему.
Потом она засмотрелась на проносящиеся за стеклом бесконечные вереницы бутиков, шопов, мотелей, бистро, супермаркетов, ресторанов, казино, - этих призрачных огней и вех её жизни, и, поддавшись вечному обаянию Клон-Дайка, вспомнила о том, что так и не купила зонтик…
* * *
Эмиль, повесив трубку, вернулся в бар и сыграл пару партий на бильярде, затем позвонил своему клон-портному, чтобы обсудить покрой и цвет завтрашнего галстука и заказать кальсоны с подогревом для бультерьера, после чего, поднявшись на сто восьмой этаж в свою берлогу, запер дверь, плотно задёрнул шторы на окнах, зажёг свечи, выстроил коридор зеркал, следуя подробной инструкции, излагаемой в брошюрке Церкви Умной Веры, и, сунув в рот ментоловую пастилку, присел и застыл в ожидании.
Что должно было последовать дальше, он не знал, однако, рекламный проспект сулил открытие каких-то там каналов, пробуждение пси-энергий и новые неизведанные ощущения, и ему было любопытно. Во-всяком случае, это не менее интересно, чем вылавливать палочками рисинки из тарелки, запивая их абрикосовым вином, и слушать неумолчную болтовню милашки Клео. Хоть она и душечка, конечно, но порою просто достаёт своей непосредственностью.
Двойник - грузный мужчина, с головы до пят поросший обильной чёрной шерстью с белым треугольником на груди, смотрящимся как накрахмаленная манишка, и с массивным золотым обручем на шее, испещрённым символикой любимого футбольного клуба – некоторое время сидел неподвижно, затем зевнул и потянулся за сигаретой.
Эмиль тоже сделал соответствующее движение. И тут что-то произошло. Огоньки свечей превратились в фонари по бокам автострады, затем стремительно понеслись навстречу, подобно огням на взлётной полосе, отражение дрогнуло, заклубилось белёсо-облачной мутью, и его неудержимо повлекло куда-то вперёд и вниз по открывшемуся внезапно туннелю.
- Вот это да!… - восхищенно прошептал он, падая в зеркало. – Я лечу, чёрт побери! Кто бы мог подумать…
* * *
Зеркало разлетелось вдребезги, и в клубах изошедшего из него дыма и пламени возникла какая-то мохнатая мрачная сущность.
Дон Мигель, только что дочитавший заклинание и завершивший начертание круга с вписанной в него пентаграммой на полу, ступил в центр своего чертежа и направил сияющую серебром шпагу в грудь явившемуся из тьмы духу.
- Белиал, Асмодей, Гальюний, Амфибрахий, Серпентариус, Астрофагус… Как бы тебя не звали, сумрачный демон, но повелеваю тебе сей же миг вознести меня в заоблачный мир духов и открыть великую тайну творения жизни во вселенной и рецепт ядерного синтеза философского камня, - грозно пророкотал дон Мигель. – После ж повелеваю тебе, сын тьмы, показать мне все миры, какие ни есть, дабы я смог избрать из них тот, в котором узрею, наконец, хоть какой-нибудь смысл бытия.
- Здесь – какая-то ошибка… Ничего такого я не могу… И я – вовсе не тот, за кого Вы меня принимаете, гражданин, - испуганно пролепетал иномирянин, пытаясь отвести от себя острие шпаги. – Меня зовут Миша, и я – адвокат. А Вы-то – кто, чёрт бы Вас побрал?
- Злобный вероломный сын лжи! Михаэль Абогадус!… Ты думаешь, что я сразу тебя не признал? И полагаешь, что тебе удастся обвести меня вокруг пальца лживыми посулами несметных сокровищ и распутных девок?… Ха-ха!… Меня, дон Мигеля Хуэро де ля Морта, доктора парамантических наук и прославленного магистра Ордена Кентавритов, столько лет посвятившего расшифровке и изучению Тайных Скрижалей Времени, лемурийской Книги Живых и прочих манускриптов древних?… Восстановившего из небытия сокровенную формулу заклинания духов Гиперсферы?… И не надейся, коварный обольститель!
С этими словами безумный алхимик ткнул шпагой несколько раз Мишу под рёбра.
- Ай-ай!… - закричал тот, понимая, что перед ним сумасшедший. – Что Вы делаете?… Так ведь можно и убить!
- Убить тебя? Осквернить магический клинок графа Сен-Жермена зловонными испражнениями адской ехидны?… Нет, это была бы слишком лёгкая погибель для тебя, демон! И я ни для того добровольно погрёб себя в лаборатории на целых пять десятков лет, чтобы, достигнув однажды успеха в своих научных изысканиях и приблизившись к разгадке Причины всего сущего, одним взмахом клинка обратить свою победу в поражение. Нет. Я вырежу твои сердце, печень и почки, запаяю их в герметичный сосуд с красной ртутью и белым фосфором и буду калить его на медленном огне, читая молитвы Соломоновых Мудрецов вслух, пока не усмирю твой смрадный дух и не подчиню себе питающую тебя Силу Вельзевула!… Этого ты хочешь, Семя Дьявола? – грозно вопросил дон Мигель, снова замахиваясь шпагой.
- Хорошо-хорошо. Я сделаю всё, что Вы пожелаете, - поспешил заверить разбушевавшегося маньяка Миша, отбивая зубами дробь и озираясь в поисках спасительного выхода. – Только скажите “как”…
- Вижу-вижу, ты оробел, срамной бес. Однако, судя по зубовному скрежету, который ты издаёшь, гордыня всё ещё тебя обуревает, и ты подумываешь о побеге. На колени, Абогадус!… Сейчас я расшифрую тайные письмена, что искрятся адским огнём на рабском кольце у тебя на шее, и тогда полностью подчиню тебя своей воле… Надир… фанад… кумир… чампион!… Ну, вот. Сделано. А теперь ставь свою подпись здесь и вот здесь, клейми договор огненной печатью своего копыта – и в путь!…
Дрожащей рукой Миша расписался на подсунутом ему пергаменте с генеральной доверенностью на продажу чего-то там (чего именно разобрать ему времени не дали) и приложил к листу, снятую с ноги кроссовку.
Безумный старик уселся ему на спину, хлебнул какой-то ядовито-зелёной дряни из колбы и больно хлестанул Мишу плёткой по заднице.
- Н-но!… На старт, демон!
Тот истошно вскрикнул и повалился на пол.
- Да ты я вижу совсем пал духом, низменный Абогадус анналиус!… Или опять принялся притворничать? На-ка, влей себе в глотку несколько капель Росы достославного Парацельса, зелье придаст тебе сил, - сказал дон Мигель, протягивая ему склянку.
Подобной дряни Миша не пробовал никогда, однако, она и впрямь подняла его на ноги, а затем и оторвала от пола, а потом – о кайф!… о ужас!… - из горла у него вырвался животный рык, и они, вышибив дверь, понеслись стремительно по длинному, извилистому, заставленному рухлядью, тускло освещённому коридору, ведущему невесть в какие миры.
В какой-то момент дон Мигель осознал себя Воином Духа, свершившим свой затяжной прыжок в пропасть, успешно проскочившим перед самым клювом всепожирающего Орла и вот теперь летящим навстречу топорщащемуся внизу бессмертному миру минералов. В этот миг к нему пришло откровение о бренности всего земного и иллюзорности небесного, клинок в его руках превратился в остриё Духа и обрёл мощь змеи перед броском, и он с силой всадил его в скачущего под ним демона.
Мише казалось, что он сделался части частью радужного потока вселенной, несущегося, бурля и клокоча, по нефтяной трубе и радостным фонтаном взметающегося навстречу пылающим впереди факелам буровых вышек футурума, когда старый пидор сверху неожиданно запихал ему в задницу свой магический фаллос и обломал кайф.
Он больно ударился то ли об дверь, то ли об камни и расшиб голову. Тут же в утробе призывно заурчало, и неудержимый порыв к дефекации заставил его нервно забарабанить в запертую дверь коммунального санузла.
- Ну, что там? Война, блядь, что ли? – раздался из сортира раздражённеый зычный глас соседа, прапорщика Кабанова, по прозвищу Атаман. – Сейчас, сейчас… досру, рожу и выйду…
В этот момент душа престарелого алхимика, отделилась от распластанной на камнях плоти, взмыла вверх, попарила немного в нигде, пребывая в полном недоумении относительно своего местонахождения, и, не найдя ничего лучшего, воссоединилась вновь с корчащимся под дверью коммунального туалета телом адвоката с флакончиком касторового масла и клизмой Сен-Жермена в руках.
* * *
Перепуганная и прерывисто дышащая Амалия насилу вырвалась из бесконечно затягивающей игры глядящихся друг в друга зеркал и, едва переведя дух, клятвенно пообещала себе, что больше никаких магических практик, гаданий, медитаций, левитаций и прочего не будет. Хватит экспериментов, бесовство – всё это, так можно вообще чёрт знает куда попасть и кем стать. Нынче же она сходит в церковь, исповедуется, причастится и сорок дней кряду будет поститься и усмирять плоть ежедневным трёхчасовым бдением перед иконами. А ещё попросит у богомольной Хельги какую-нибудь сильнодействующую молитву против бесов и намоленный образок, чтобы повесить над входом. Да, и неплохо бы, чтобы преподобный Бен окропил её жилище святою водицею.
Торжественно-лучезарный перезвон колоколов, зовущих к обедне, наполнил собою её мир, и от сердца отлегло.
Амалия повязала на голову чёрный платок, сгрызла просвирку, трижды перекрестила рот и, пригнув голову, вынырнула на улицу, сливаясь с толпами верующих, стекающимися к Господнему Храму.
В церкви, буквально, яблоку негде было упасть на голову какого-нибудь неродившегося ньютона, алтарь сиял и лучился в свете тысяч свечей, иконы мироточили горючими слезами умиления, благостный аромат ладана витал в воздухе, отгоняя суетные мысли и мирские желания, а под куполом порхали ангелы небесные в белоснежных сорочках, выдувая из своих труб непостижимую гармонию божественного промысла и просыпая на присутствующих невидимую манну.
Преподобный Бен размахивал крестом и кадилом и, сверкая глазом, вещал о тех скорбных днях, когда явившийся в мир Антихрист распахнул свои срамные зеркала, в которых увязли на веки веков, как в болоте, все малодушные, соблазнившиеся и нераскаявшиеся, и устроил свой бесовский карнавал с крамольными чудесами и еретичными плясами. Как затем протрубили громогласные трубы Архангелов, и мёртвые восстали из своих могил и вместе с живыми пошли на Страшный Суд Господень. Как спустился с горних заоблачных высей, чуть погодя, Огненный Вестник и низринул Владыку Тьмы с его трона в бездну космическую, и воцарился над миром сам, объединив все церкви в Единую Вселенскую и поставив её превыше всякой власти мирской.
Заканчивая проповедь, преподобный Бен благословил паству и призвал верующих быть бдительными и неустанно ковать и закалять дух, поскольку Чёрный Владыка только и ждёт чьей-либо слабости, промашки или прегрешения, чтобы вновь попытаться овладеть миром.
Зазвучал орган, и верующие, преклонив колени, принялить истово молиться и бить поклоны. Убогие и увечные поползли чередой в сторону перетянутой портупеями из вериг богомольной Хельги, приковавшей саму себя цепью к алтарю. Та, обмакивая персты в серебряный ковчежец с благодатью, прикладывала их ко лбам страждущих и нашёптывала на ухо, озаряющие сердца праведников целительные молитвы. То там, то сям вспыхивали золотистые нимбы над головами, достигших святости, и лазоревым цветом распускались тысячелепестковые розы мира над теми, кто находится на пути к просветлению.
Амалия и сама почувствовала, как под прикосновением невидимого крыла раскрывается у неё на лбу третий глаз, и теперь она может слиться с восходящим током светлых эманаций молящихся и вместе с ними ловить нисходящие золотистые лучи славы Господней, омывая в них душу.
Благость и всепроникающая любовь переполнили её, и тут она уловила вдруг кощунственную вибрацию, исходящую откуда-то из толпы.
Толстый мальчик, на которого никто не обращал внимания, внимательно рассматривал фигурки парящих под куполом ангелов и, ковыряя в носу, задавался вопросом, есть ли у них письки, и – если есть, то – какие, а если - нет, как они без них обходятся.
Возмущённая до глубины души Амалия стала пробираться поближе к юному богохульнику, чтобы вывести негодника из церкви и как следует надраить уши, но толстый мальчик внезапно исчез, будто его в этом мире и не было.
* * *
Ответа на свой вопрос юный Уоллес так и не нашёл. Ему стало скучно, он достал из кармана осколок зеркала и, поймав падающий из приоткрытого оконца луч, стал пулять в ангелов солнечным зайчиком, потом перешёл к святым на иконах, а под конец обнаглел настолько, что стрельнул и в попа, отчего тот прослезился и погрозил неведомому проказнику пальцем. Какая-то преждевременно состарившаяся бабка со злым лицом, как у ведьмы, виденной им на картинке из книжки, заметила его игру и стала протискиваться к нему через толпу, явно, с самыми нехорошими намерениями.
Уоллес испугался и, опустившись на четвереньки, пополз к выходу. По пути ему пришла в голову мысль, что достойнее, чем спасать свою шкуру таким крысиным способом или отдаться на милость победителя, будет пустить самому себе пулю в лоб. Да, именно так бы и поступили на его месте, что Морган, что Флинт!… Он снова поймал зеркальцем солнечный луч и твёрдой рукою отразил его в собственный глаз.
Яркий свет пронзил клинком мрак зрачка и взорвался в мозгу оглушительным взрывом боли, по лицу потекло что-то густое, горячее и солёное.
Бешеный Вилли взревел и со всего размаху ударил Рыжебородого по голове бутылкой. Раздался характерный хруст проломленного черепа, и противник беспомощным кулем рухнул на палубу.
- Доннер веттер, мон дье!… И сто тысяч блядей на талмуд мертвеца!… Кажется, этот сучий потрох проткнул мне глаз пальцем! – проорал он удивлённо, дико вращая уцелевшим оком.
Нападавшие попятились и побросали оружие, устрашённые диким ором и дурною славою пирата.
Вокруг ещё звенели сабли, сверкали кинжалы и кортики, рыгали дымным пламенем пистоли и мушкетоны, но исход битвы был уже предрешён. Торговый фрегат, охваченный пламенем, кренясь на борт вслед за поваленной мачтой, медленно оседал в воду. Пиратской каравелле повезло чуть больше. Если не считать зияющей дыры под бушпритом, то она была почти как новенькая. На палубах обоих судов валялись трупы и стонущие обрубки, обломанные и перепутанные с кишками снасти, перекатывались бочки, неразорвавшиеся ядра и всякий хлам, и алели свежие лужи ещё дымящейся крови. Изодранные в клочья паруса громко хлопали на ветру, апплодируя весёлой черепушке на флаге, вечно живущей в этом мире в отличие от всяких лысых ильичей и их блёклых инкарнаций. А океан за бортом вскипал розоватыми гребнями и обломками, меж которыми уже показались плавники акул.
Орущая ватага пиратов, подбадривая друг друга грубой бранью и богохульными шутками, поспешно перетаскивала на каравеллу сундуки с золотом и драгоценностями, бочонки с вином и ромом, оружие, персидские ковры ручной работы, тюки с табаком и французским шёлком и всё, что имело ценность в их мире. Кое-кто перерезал ещё глотки отчаянным и непокорным, оказывающим сопротивление, кто-то прилаживал к рее фрегата петлю, в которой вот-вот вздёрнут капитана, кто-то заставлял корабельного попа плясать канкан, стреляя ему под ноги, а кто-то, уже взбодрившись бутылкой рома, тащил отбивающихся и визжащих барышень-пассажирок в полумрак кубрика. Усатый кок, шевеля зверскими усами и ухмыляясь, выглядывал из камбуза, откуда разносился божественный сладковато-пряный аромат отбивных из только что полученной партии парного мяса.
Бешеный Вилли сглотнул слюну и пошёл на бак, где пираты начали уже делить добычу. Туда же согнали и пленных. Вилли отобрал тех, что побогаче, помоложе и покрепче, включая и трясущегося как осиновый лист купца-судовладельца, и приказал заковать в колодки и запереть в трюме. За них можно было получить потом выкуп при хорошем раскладе, или обменять на гашиш в Пуэрто-дель-Рео, или просто проиграть в кости в каком-нибудь портовом притоне. Двух молодых леди с ангельскими личиками и невинно-ясным взором сатаны, распорядился поместить в собственной каюте и не спускать с них глаз, пока он не придёт, чтобы чего-нибудь не стырили. Что же касается остальных (за исключением тех джентельменов, что выказали желание служить в дальнейшем лишь себе и Весёлой Черепушке, испытывая на прочность терпение судьбы), то их решено было отправить к рыбам вместе с трупами.
В последнюю очередь перед капитаном предстали Старик и Старуха, обнаруженные в одной из кают тонущего фрегата. Удивившись при виде столь древних людей на корабле, Вилли поинтересовался, что заставило их, одной ногою стоящих уже в могиле, покинуть земную твердь и отправиться в опасное плавание.
Старик объяснил, что они – выходцы из далёкой северной страны, и уже много лет скитаются по свету в поисках Архипелага Блаженных, среди множества островов которого затерялся и маленький островок Любви, цель их путешествия. Что там – высокое синее небо, бухты с прозрачной лазурной водой, куда не заплывают ни акулы, ни медузы, ни прочая морская напасть, коралловые рифы и ослепительно белый песок на берегу. Что там есть сказочно красивые горы с заснеженными ледниками, рушащимися водопадами и прохладными стремительно несущимися ручьями, в которых плещется и играет золотая форель, и вздымаются они вершинами настолько высоко, что оттуда, поднявшись, и средь бела дня можно увидеть лучащийся ковёр созвездий в чёрной бездне вселенной и лилово-переливающийся Месяц, похожий то на лодку, то на зонтик. Что на острове есть плодородные долины с ярко-зелёной травой и большими разноцветными цветами, бескрайние знойные прерии, по которым гуляют вольные ветра и где растут пьяные кактусы, и тенистые леса с исполинскими деревьями, сторожащими покой глубоких чёрных озёр, и волшебными грибами, приближающими вкусившим их к мудрости богов. Что деревья там ломятся под тяжестью удивительно вкусных и сочных плодов, одни из которых насыщают и восстанавливают силы, другие исцеляют и омолаживают, а третьи пьянят и будоражат кровь. Что на острове - круглый год лето, хотя порою над ним и бушуют громогласные грозы, свирепо завывая ветрами и обрушивая с небес беспросветные ливни. Что там полно диковинных звонкоголосых птиц и мудрых миролюбивых зверей, питающихся плодами и грибами, но нет насекомых (кроме золотистых шмелей, собирающих амброзию), людей и змей.
- А почему - нет людей? – спросил Бешеный Вилли, взметнув бровь.
- Не знаю, - пожал плечами Старик. – Возможно, потому, что там – хорошо, где вас нет.
- Сдаётся мне, старик, я знаю то место, про которое ты толкуешь. Это Рай, придуманный попами. И людей там, действительно, нет, поскольку нет и места такого на Земле. Но, всё же, я помогу вам обоим завершить своё путешествие, и, думаю, скоро вы там окажетесь.
И зловещая ухмылка искривила лицо пирата.
- Ты ошибаешься. Это место существует, и оно совсем рядом, - отозвался Старик, извлекая из-за пазухи и разворачивая перед капитаном ветхий свиток с лоцией.
- Вот здесь, - добавил он, уверенно ткнув в карту пальцем.
- Я плаваю в этих водах без малого тыщу лет, и Сатана меня пожри, если в этой части океана есть хоть один захудалый клочок суши, окромя островка прокажённых и песчаной отмели с кладбищем кораблей! – вскричал Вилли. – Ладно, Старик, из уважения к твоим сединам и с учётом всех лишений и тягот, перенесённых вами за время столь долгого путешествия, а больше оттого, что я – ха-ха!… - сегодня добрый, я дам вам шанс добраться до своего острова. И, если ты правильно указал место, то увидишь его не позднее завтрашнего рассвета, если ж – нет… значит там и без вас хорошо! Ха-ха-ха!…
- Эй, ребята, спустите на воду шлюпку и швырните туда бочонок воды, мешок сухарей и эту парочку идиотов!… А мы поплывём в Пуэрто-дель-Рео, где нас ждут обильная жратва, хмельное вино и роскошные девочки. По крайней мере, этот рай есть на всех картах. Поднять паруса!…
К ночи пираты так перепились, что попадали и заснули, кого где и подкосил ромовый дух. И мало кто, подобно Бешеному Вилли, умудрился доползти до своей койки. Та же участь постигла и рулевого, он упал на палубу и захрапел, закатив глаза, и каравелла всю ночь шлялась по волнам, где ей вздумается и как ей вздумается.
Когда до ушей капитана донёсся крик вперёд смотрящего “Земля!”, солнце уже давно встало и воздух успел раскалиться в знойном мареве наступающего дня.
Вместе со всеми теми, кто мог стоять на ногах, он ринулся на палубу.
На горизонте отчётливо были видны вздымающиеся в голубоватой дымке красновато-коричневые горы, пальмы и сияющая полоска суши, отделённая от судна лишь парою миль изумрудно-прозрачной воды с белоснежными барашками волн, завихряющихся вокруг коралловых рифов и нежно плещущих об берег, с которого доносились чарующие звуки музыки, звонкий смех и пение птиц.
Вилли приказал принести себе подзорную трубу и приложил её к уцелевшему во вчерашней схватке оку.
В прибойной пене весело кувыркалась парочка, безо всякого смущения предаваясь сладостному греху прямо на глазах сидящей на белоснежном песке русалки с флейтой. Неподалёку пират разглядел некое подобие жилища из веток с огромным кактусом подле и подымающийся дымок костра.
- Ух, ты!… - произнёс кто-то. – Должно быть, это и есть Острова Блаженных… А старик-то не соврал…
- Угу, - отозвался Бешеный Вилли. – Однако, люди здесь, всё-таки, живут. И, думаю, тут найдётся, чем поживиться, пожри меня Сатана!…
Уж лучше бы он этого не говорил. Ибо в следующий миг Чёрный Дракон затмил собою лик блистательного Абы-Катмана, остров-мираж распался в воздухе, море вокруг потемнело, сливаясь с потухшими небесами, и из расступившихся вод вынырнуло огромное чудище и распахнуло красноватую, жаром и смрадом пышущую пасть с двумя рядами острых жемчужно-сияющих зубов и алым не ведающим пощады языком между ними.
Страшные челюсти сомкнулись, и от каравеллы осталась лишь половинка. Пирата подхватило потоком приторно-пенной слюны, шмякнуло об бочонок с ромом и размолотило между двумя коралловыми рифами.
Последнее, что он услышал, была странная фраза, прозвучавшая в затухающем сознании: - А знаешь, милочка, “Пиратский бриг” мне понравился больше, чем “Остров Любви”, есть в нём что-то такое терпкое, да и калорий поменьше… Сама попробуй!…
- Вот и вся любовь-морковь… - уныло подумал Вилли, проваливаясь в тёмный колодец.
* * *
Но любовь на этом не кончилась. Поскольку милость Автора, как и его чувство юмора безграничны. Поплутав по сумрачным лабиринтам преисподней, пройдя через ад и выйдя через зад, спустя триста лет рыжий сержант морской полиции Уилли вновь оказался лицом к лицу с верзилой-контрабандистом по кличке Бешеный. Кажется, этот орангутанг посмел замахнуться на него бейсбольной битой?… Уилли издал жуткий крик и в стремительном броске ногами вперёд вмазал бандиту каблуками в глаз и в челюсть.
От сокрушительного удара, не издав ни звука, тот ничком рухнул на залитую кровью палубу будто мешок с дерьмом.
Уилли выкрутил ему руки за спину и, нацепив наручники, пнул для порядка ещё пару раз под рёбра. Затем перевёл дух и осмотрелся.
Вокруг ещё стрекотали автоматы, отрывисто хлопали пистолетные выстрелы, эхом отражаясь в металлических переборках, доносились стоны раненых, свирепая брань и топот кованых сапог, но исход схватки был уже предрешён.
На этот раз пираты угодили в западню и вляпались по полной программе. Их утлое судёнышко, перевозившее наркотики и нелегалов, смотрелось рядом с серой громадой крейсера не более, чем игрушкой. И тем, кто выжил, повезло ещё меньше, чем тем, кто пал под пулями: всем им светил долгий, если не пожизненный, срок.
Сержант увидел, как несколько бравых копов уже шмонают по карманам трупы в поисках добычи, как кто-то тащит отбивающую и ревущую девицу-нелегалку в полумрак кубрика, как захваченный наркобарон отсчитывает толстые пачки купюр капитану и садится в катер со своим адвокатом, а кто-то уже, продырявив украдкой конфискованный мешок, пробует на вкус “белую смерть”.
И внезапно до тупых мозгов Уилли дошло, что так уже было не раз и будет ещё, и ничего не меняется в этом паршивом мире. И ему вдруг остро захотелось снова стать маленьким толстым мальчиком, задающим глупые вопросы, на которые нет ответа, или этаким безобидным увальнем, любителем грибочков и девочек, и оказаться где-нибудь на затерянном в океане, забытом людьми и богом острове.
Но тут он увидел свиную харю и залитый кровью мундир своего двойника, отразившегося в стекле иллюминатора, и минутная слабость прошла.
Это его мир, жестокий и несправедливый, и никаких других не бывает. И нет, в сущности, никакой разницы кем родиться – копом или бандитом, вопрос лишь в том, на чьей стороне сила и кому улыбается удача. Всё просто. А если кто думает по-другому, то он – просто слабак и тряпка.
* * *
Старик и Старуха жили долго и счастливо на своём острове Любви и никогда не умерли.
Первым делом они расставили зеркала и настроили их таким образом, чтобы вверху отражалось небо со звёздами и светилами и чтобы небесные часы шли правильно, не спеша и не отставая, а светила светили и грели, а не жарили-парили. Чтобы внизу были море и земная твердь, а не мёртвые пустыни, снег, лёд и асфальт с бетоном. Затем они воздвигли горы и расцветили небо красками восходов и заходов, зарниц и радуг, затем они сотворили леса, долины, реки и озёра, населив их всякой живностью.
Потом, ещё раз проверив всё ли отражается правильно, кое-что подправив и дополнив, разбросали повсюду тайные письмена, знаки и послания тем, кто когда-нибудь, возможно, забредёт в созданный ими мир и пожелает в нём остаться, и сокрыв следы своего пребывания и секретные лазейки меж зеркал, ушли творить другие миры.
На самом деле, Старик и Старуха не были старыми и дряхлыми, такими они казались только людям. Они были Драконами, и смысл их вечной жизни заключался в любви и творчестве. Впрочем, если Вам кажется уместнее называть их Программистами Вечности или Праотцами (как Рихардо с Островов Блаженных), или как-нибудь по-иному, то они не будут в претензии. Вы также можете считать, что их и не было вовсе, а мир сотворил Господь Бог, Чарльз Дарвин, инопланетяне или Вы сами… Или его вообще никто не творил, а явился он следствием случайных совокуплений слепой природы с самой собой и прошёл длительный путь эволюции от инфузории в туфельках до современных обезлюдей. Или – что причина его находится не в прошлом, а в далёком будущем, и когда-нибудь Истина откроется. Или полагать, что это просто безумная пляска единичных квантов света с дырками от бубликов, игра светотени… Вы имеете право думать, как угодно, на авторские права Драконы не претендуют.
Для Вечных это было бы слишком глупо.
* * *
Леона слегка волновалась. Хотя самое страшное, собственно, осталось уже позади. Только что она успешно прошла последний тест и получила от Учителя подтверждение, что её духовный уровень, наконец, достиг той точки просветления, когда она сможет безболезненно перенести эволюционный квантовый скачок в пространственно-временном континууме и совершить Переход. Теперь оставалось только получить письмо от неведомых Архонтов с личным кодом доступа к Галактическому Порталу.
Леона снова, в третий уже раз за последние полчаса, проверила электронную почту, но новых сообщений не было. Ей захотелось выпить кофе, но она тут же отогнала от себя эту мысль. Неизвестно, как отнесутся Светящиеся Сущности к содержанию в её организме стимулирующих средств. Лучше воздержаться.
Чтобы скоротать время, Леона вышла на чат сайта Солнечных Братьев, где три года назад подобрал её Учитель. Там уже тусовалось несколько начинающих, судя по разговору, адептов и просто любопытствующие.
- Народ, подскажите, кто знает, а сколько вещей с собой брать можно?… У меня три чемодана набралось да ещё рюкзак…
- Да сколько угодно, сколько унести в руках сможешь.
- С рюкзаком ты погорячилась. Бери только самое необходимое, иначе не вознесёшься.
- Люди, да вы бредите!… Там ничего этого не понадобится, это ж МНОГОМЕРНОСТЬ!!!
- А ты-то откуда знаешь, бывал что ли?
- Книжки читаю.
- Слушайте, а курить там можно? Никак бросить не могу.
- Курить – Сатане кадить…
- Ага… И здоровью вредить.
- Чувак, не слушай их! Дело всё в том, что дым загрязняет верхушки лёгких, через которые мы воспринимаем высокочастотные вибрации Космоса, и ты рискуешь застрять в низших слоях астрала. Бросай, пока не поздно. А если не можешь, так хотя бы – не в затяг…
- Понял. Спасибо. А как на тестирование попасть?
- Никак. Учитель сам за тобой придёт, когда созреешь.
- А взасос можно?
- Мальчики, я очень извиняюсь, но – купальник с собой брать? В смысле, там море есть?
- Не знаю, как насчёт купальника, но две простыни, говорят, надо.
- Сестра! Там море – четырёхмерное, да и твоей духовной сущности купальник ни к чему. Оставь дома.
- Где ты тут мальчиков нашла? И вообще, чувиха, с твоею рожей лучше противогаз прихвати, чтобы ангелов не смущать!
- АДМИНЫ! Куда вы смотрите? Выгоните этого придурка вон!
- Ребятки, вы вот тут всё треплетесь не по делу, а вас ведь не только админы, но и Архонты слушают. Так вы никогда даже до тестирования допущены не будете.
- Согласен с предыдущим оратором. Давайте посерьёзнее.
- И я согласна.
- Да мы все тут - “за”. А треплемся, оттого, что нервничаем немного. Шутка ли – вознестись?…
- А чего ты – за всех-то? Я вот, например, спокоен как мамонт перед ледниковым периодом. И, если хочешь знать, я уже столько раз возносился, что хоть сейчас готов.
- Это гордыня в тебе говорит. Не возносился, а заносился…
- Мальчики, а это не больно? Ну, возноситься?…
- Ржевский, молчать!… И не надо говорить, что “как будто уснёшь”.
- Слушайте, пацаны, а ко мне вчера Сияющие Сущности приходили. Вот.
- И ты молчал?… Расскажи.
- Народ жаждет. Давай!
- Это совсем не больно. Это прекрасно, - набрала, Леона, улыбнувшись их милому глуповатому трёпу, и отключилась.
Когда-то она и сама была такой же. Или почти такой. Но с тех пор прошли века. И однажды её кармический опыт, состоящий из тонны прочитанных книг и брошюр, десятков посещённых курсов и неустанных практик, кристаллизовался в нечто тонкоматериальное в её душе и, вспыхнув, озарил сознание. И она стала иной. Совсем иной. Тогда-то из лабиринтов Сети и явился за ней Учитель.
Письмо, наконец, пришло.
Леона кликнула по указанной в нём ссылочке, ввела логин и личный код доступа и, затаив дыхание, стала ждать, когда загрузится страничка с Галактическим Порталом. Совершенно не представляя при этом, что там может быть.
Страничка её разочаровала. Это был обычный текстовый файл с единственной строчкой, в которой были указаны только дата, время и место.
Леона покормила попугайчиков, затем, подумав, достала их из клетки и поднесла к открытой форточке.
- Летите, божьи твари! Сегодня особый день, свершите и вы свой Переход, - сказала она. – Ну, что ж вы?… Чего оробели? Пред вами огромный мир, загадочный и прекрасный, нельзя же век сидеть в тесной клетке, пора эволюционировать!
За окном сыпал промозглый дождь и задувал ветер. И птахи, поняв, вероятно, что это совсем не тропики, вспорхнули на люстру, а затем вернулись в клетку, принявшись яростно клевать корм.
- Какие же вы, всё-таки, ещё дурачки! Совсем, как люди, - вздохнула Леона. – Ну, как знаете. Никого нельзя заставлять, пока он сам не дорос духовно. Таков один из основополагающих принципов Галактики.
Окинув комнату в последний раз и послав мысленно благословение миру, в котором прошло столько её инкарнаций, она вышла в коридор и заперла дверь.
Возле туалета переминался с ноги на ногу её сосед по коммуналке адвокат Миша, тюфяк и рохля, а из сортира доносился громогласный бас прапорщика Кабанова, изрёкшего как раз очередную пошлость.
Леона невольно скривилась, но затем, вспомнив, что в гордыню впадать нельзя, ведь, в сущности, она точно такая же, как и эти небокоптители, послала прощальное благословение и им. Когда-нибудь и они дорастут…
В назначенный час она вошла в тёмную подворотню дома №33 по М-ской улице, опасливо озираясь, пересекла двор-колодец и в поисках квартиры “26”, стала подниматься по крутой узкой лестнице со стёртыми временем серыми ступеньками.
Поднявшись на самый верх и убедившись, что квартиры такой не существует, она хотела уже было вернуться, но тут заметила на чердачной двери нарисованное мелом число.
Леона осторожно заглянула внутрь, но ничего не увидела, было слишком темно. Войдя на чердак, она сделала несколько шагов и остановилась, чтобы глаза хоть немного привыкли к тусклому свету, проникающему через слуховое оконце. Знала бы, прихватила с собой фонарик!…
По крыше монотонно барабанил дождик да где-то по углам издавали гортанные звуки неразличимые впотьмах голуби.
И тут ей показалось, что кто-то на неё смотрит, и почти одновременно где-то сбоку послышался шорох.
- Кто здесь? – испуганно произнесла Леона, оборачиваясь. Ответа не последовало. Нервы у неё не выдержали, она развернулась и помчалась к выходу, но по пути зацепилась ногой за какую-то железяку и с грохотом упала на пол.
Старый облезлый кот, едва не получивший инфаркт, инфернально мявкнул и в три прыжка вылетел в слуховое окно на крышу.
- Тьфу ты!… Киска…
Леона поднялась, сделала пранаяму, чтобы усмирить бешено скачущее в груди сердце, и несколько раз повторила про себя мантру, полученную от Учителя. Стало легче.
Но всё же… Что она тут делает? Уж не розыгрыш ли это с самого начала?
- Это не шутка, - шепнул ей кто-то на ухо. – Иди на крышу.
- Кто здесь? – повторила Леона, обернувшись, но опять никого не увидев.
- Не бойся, я – друг, - отозвался незримый Голос. – Пока ты меня увидеть не можешь, поскольку твои глаза не приобрели ещё четырёхмерное видение, но знай: я – рядом, и меня послали Небесные Архонты, чтобы поддержать тебя в твоём духовном порыве.
Голос был тёплым и дружелюбным, к тому же, как показалось Леоне, давно знакомым, она совершенно успокоилась и вслед за серым разбойником, приходившим, вероятно, поохотиться на голубей, вылезла через слуховое оконце на крышу.
И, озирая равномерно затянутое серой пеленой небо, застыла в ожидании. По её представлениям завеса туч должна была вот-вот прорваться, и из прорехи ярким лучом пролиться галактический свет, который её и вознесёт в четырёх-, а может быть, и в пятимерность мира. Ещё одним вариантом были шестикрылые Светящиеся Сущности, ниспосланные Планетарным Администратором, но в них Леоне почему-то верилось меньше.
Прошла минута или даже больше, однако ничего не происходило. Леона стала зябнуть.
- Сними одежду, - сказал Голос.
- Зачем?
- Сними, - повторил Голос настойчиво. – Там она тебе не понадобится. И потом, ты ж не хочешь в таком виде предстать перед Архонтами?
Леона посмотрела на свои заляпаннные извёсткой и птичьим говном джинсы, кинула малость смущённый взгляд на освещённые окна дома напротив и покорно принялась раздеваться.
От дождя и ветра кожа её мгновенно покрылась гусиными пупырышками, а зубы принялись отбивать дробь.
И тут она почувствовала едва ощутимое прикосновение к кисти и мгновенно согрелась. Стало даже как-то легко и весело.
- Простыни взяла? – спросил Голос.
Она кивнула.
- Тогда накинь их на себя и свяжи узелками на плечах, а на талии перехвати пояском.
Так вот зачем простыни!… Ответа на этот давно мучавший её вопрос Леона сама никак не находила, а спросить у Учителя не решалась, боясь показаться глупой.
- Пойдём, - шепнул невидимый спутник, едва она нарядилась, снова беря её за руку.
Осторожно ступая по покатой, скользкой от дождя крыше, они приблизились к краю.
И тут её что-то сильно толкнуло в спину.
Тело сорвалось вниз, Леона хотела закричать, но вдруг почувствовала, что одновременно и падает, и возносится.
- Свершилось, - поняла она, глядя, как с крыш окрестных домов взмывают в небо десятки… сотни… тысячи голубей. – Однако, как это странно…
Она висела в нескольких метрах над крышей рядом со Светящейся Сущностью, чей лик разобрать пока не могла, и смотрела с высоты на распростёртое на дне двора-колодца своё же тело с неестественно вывернутой рукой.
Леона провела рукой по волосам, ей они показались пышнее и длиннее, чем обычно, и таким образом убедилась в собственной материальности.
- Я в четырёхмерности! – с восторгом догадалась она.
И тут же ей стало жалко неподвижного переломанного тела внизу, в растекающейся лужице крови, и особенно этой странно вывихнутой белой и такой родной руки. И она понеслась вниз, чтобы хотя бы положить её как-то поэстетичнее.
Светящаяся Сущность прервала её полёт, удержав за руку, у самой земли.
- Я понимаю твои чувства, - нежно и чуть грустно произнесла она. – Все мы однажды через это проходим… Но не стоит этого делать. Это тело своё отработало, и для многомерных тонкоматериальных миров оно не годится, к тому ж оно содержит слишком много кармических структур прошлого, от которых следует освобождаться, и как можно быстрее, пока Земля не вошла в полосу высокочастотного космического излучения из центра галактики. Ну, ты, должно быть, помнишь?…
- Да, Учитель мне объяснял, - кивнула Леона. – Но никогда не говорил, что это будет так. Я немножко в растерянности.
- Он и не мог знать, как именно это будет. У всех по-разному. Да и потом, если б тебе заранее всё рассказали, ты не смогла б вознестись, присущие человеку вибрации страха смерти сковали б твоё духовное устремление.
- Да-да, - согласилась Леона. – Я всё поняла, нельзя цепляться за земное, чтобы не застрять в в низших слоях кармы.
Тело её снова стало лёгким, почти невесомым и послушным. Она вздохнула полной грудью и вместе со своим проводником взмыла над городом.
Странно, но дождя, моросившего в трёхмерности тут не было. В тёмно-синем вечернем небе ярко сияли крупные звёзды, а лунный диск был едва подёрнут сиреневыми пёрышками облачков.
Они поднялись выше.
- Куда мы летим? – спросила Леона.
- Туда, - её сияющий спутник махнул чем-то наподобие крыла в сторону быстро растущего сверкающего огнями странного сооружения, вокруг которого вились голуби.
- Да это… это ж голубятня!… – мелькнула в голове у Леоны внезапная мысль, но она тут же отогнала её, как совершенно нелепую.
- Это временная Станция для вознёсшихся просветлённых душ. По-нашему, Город Света, по-вашему – Ковчег, - пояснил проводник. – Там можно будет переждать, пока эскадра торпедоносцев Галактической СЭС произведёт фотонную сан-обработку Земли.
- А потом?
- А потом кого-то отправят в Реабилитационный Центр, кого-то в Эмиграционный, а кто-то возвратится на обновлённую планету. Это уж как Архонты решат.
- А голуби здесь откуда? – вырвалось у Леоны.
- Голуби?… Какие голуби? – удивлённо переспросил спутник. – А, понимаю… Ты ещё плохо освоилась с четырёхмерным видением и не все воспринимаешь адекватно… Это монады вознёсшихся праведников.
Леона присмотрелась и увидела множество сияющих колобков с крылышками-протуберанцами, которых она ошибочно приняла за голубей. И ей стало стыдно. Больше она не позволит себе задавать глупые вопросы.
По мере того, как они приближались, сияние её спутника блекло, а контуры тела и черты лица становились более различимы. Должно быть, это её глаза стали осваивать новое видение. В какой-то момент Леона посмотрела на него и даже вскрикнула от удивления, признавая рядом с собой покойного дантиста из районной поликлиники.
- Лев Анатольевич, Вы?…
- А что ж Вы думали, Элеонора Викторовна, что гуру только в Шамбале на Тибете водятся? Нет, милочка, не боги горшки обжигают, и у нас есть. Только маскироваться приходится тщательнее.
- Лев Анатольевич, да как же?… Да Вы же?…
- Что?… Да, я достиг просветления и вознёсся несколько раньше Вас, а потом заприметил Вас в Интернете и взял под свою опеку. Как говорится, вознёсся сам, приведи ещё десятерых, как Бодхисатва. Что Вас тут удивляет?… И потом, скажу я Вам, здесь уже нет никакой разницы, кто и когда… Это ж Четырёхмерность, понимаете ли. И все мы тут просветлённые. Так что держитесь меня, дорогуша, не пропадёте!…
- Да, и вот ещё что… - добавил сияющий дантист. – Не называйте Вы меня Лев Анатольевичем, Христа ради, на людях. Не дай бог, Админы Планетарные услышат. Зовите - Брат Левон, а я Вас – Сестрой Леоной величать буду, и на “ты”, пожалуйста, без всяких там земных церемоний. Договорились?…
Леона кивнула, постепенно приходя в себя от шока. Ну, что такого, в самом деле, что Учитель её – дантист?… У других и такого нету. Да она и сама в Салоне Красоты когти сучкам подпиливает, ну и что?… И впрямь, не боги горшки обжигают.
Даже не заметив как, они оказались внутри Города Света и заняли свободные места в амфитеатре.
Леона осмотрелась. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулись бесконечные ячеистые ряды, спускающиеся к небольшому круглому зеркалу сцены, чрезвычайно удобных и эргономичных разделённых перегородками кресел, в которых возлежали сияющие яйца, такие же как она и её Учитель Левон, различающиеся по цвету. Одни были розовыми, а другие – голубыми. Как догадалась Леона, цвет определял принадлежность владельца к мужскому или женскому полу. Впрочем, встречались и другие цвета: некоторые яйца были зеленоватыми, желтоватыми, а некоторые совсем белыми. Слегка варьировались также интенсивность свечения, размер и форма, какие-то были вытянуты, как куриные, другие же – шарообразны. Интересно, что когда Леона задерживала свой взгляд на каком-нибудь из яиц чуть дольше, чем на миг, она одновременно видела человеческие тела и лица владельцев, но это её уже не смущало, поскольку она начала привыкать к особенностям четырёхмерного видения. Хотя, конечно, забавляло, как это она может видеть и саму себя, причём со всех сторон сразу, безо всякого зеркала.
Перед ней, как и перед прочими, располагался небольшой экран, панель с кнопочками и таймер, отсчитывающий миги вечности по убывающей.
Она поинтересовалась у Левона назначением этих предметов, и тот объяснил ей, что сейчас придут Архонты и начнётся то, что люди неправильно называют Страшным Судом. На экране будут проноситься все её инкарнации одна за другой, а она должна будет, нажимая на соответствующие кнопочки, вносить коррективы, то есть проделать что-то вроде работы над ошибками. Результат тестирования определит её дальнейшую участь. Таймер же ведёт отсчёт времени, в течение которого она может пребывать в Городе Света, после чего её либо вознесут ещё выше на следующую ступень Космической Иерархии, в Город Мастеров, либо же направят в одну из концентрационных резерваций Галактики, откуда через некоторое время ей предстоит воплотиться снова в каком-нибудь из миров.
- И что же тут страшного? – спросила она.
- Некоторые пугаются при виде Архонтов, - отозвался Левон, но развить свою мысль не успел, поскольку в этот момент по залу пронёсся гул голосов - “Архонты!… Архонты идут!…” – и наступила тишина.
Впрочем, никаких Архонтов она не заметила, зато ожил экран, и Леона не без удовольствия погрузилась в просмотр кармического сериала, где она играла главную роль. Временами ей становилось стыдно за какие-то свои поступки, мысли, слова, или возникало ощущение неудобства, неудовлетворённости собой, и тогда она отматывала кадры назад и вносила коррективы в сценарий. Некоторые куски ей хотелось бы совсем вырезать, другие, наоборот, продлить, но, к сожалению, это было невозможно, поскольку соответствующие кнопочки на панели были заблокированы. Интересно, что количество кнопок и соотношение активных и неактивных также менялось в зависимости от происходящего на экране и её действий.
Краем глаза Леона замечала, как то одно яйцо, то другое, из возлежащих в нишах по соседству, выскакивало из своей ячейки и движимое непреодолимыми силами кармы скатывалось по системе желобков к зеркалу сцены внизу. При этом вид сцены постоянно преображался, превращаясь, то в пруд, зеркальные воды которого расступались, поглощая яйцо, и расходились кругами, то вдруг из центра сцены вырывался мощный сноп ослепительно яркого света, растворяя в себе яйцо и вознося вверх, в темнеющую бесконечность небесного купола, то сцена смотрелась блюдечком с голубой каёмочкой, ужасно напоминающим чертёж гороскопа на листе бумаги, и, когда яйцо бухалось в центр, планеты по краям приходили в движение. Одно из яиц разбилось, шлёпнувшись на сцену-сковородку, и тогда по её краям вспыхнули и затанцевали острые языки синего пламени, другое же кануло в кипящий и бурлящий котёл и изошло вонючим паром.
- Не повезло бедолагам, - искренне посочувствовала им Леона. – Видно что-то напортачили в тесте.
И тут же, с радостью обнаружив, что активных кнопочек на её панели стало больше и на таймере добавилось дополнительное время, с удвоенной энергией погрузилась в работу.
В соседней ячейке что-то щёлкнуло, и её Учитель Левон, издав слабый “ох”, отчалил навстречу судьбе.
- Брат Левон, куда ж ты? – встрепенулась Леона. – А как же я?…
- Будем входить в контакт дистанционно, - донеслось в ответ. Потом послышалось что-то невразумительно, похожее на примитивный мат, крик ужаса, звонкий удар, и всё стихло.
Леона мгновенно переключилась на видение своего Учителя, и навстречу ей стремительно понесся тёмно-зелёный ковёр сцены. Затем рядом возникло какое-то жуткое поросшее густой чёрной шерстью создание с белым пятном на груди и золотым обручем на шее, то ли медведь, то ли человек. И не успел Левон опомниться, как Архонт протянул к нему длинную указку, предварительно зачем-то поводив по ней мелком, прицелился и со всей силы врезал ему в бок. Из глаз у Левона посыпались искры, из горла вырвался вопль боли и негодования, а в следующий миг, столкнувшись по пути лоб в лоб с другим яйцом и теряя сознание, он провалился в какую-то дыру, рухнул на дно и безнадёжно запутался в ячее.
- Астральная Сеть, - понял он. – Спеленали по полной программе.
И отключился.
Леона увидела, как яйцо Учителя, врезавшись в сцену, разлетелось вдребезги электрическими искрами, и ей стало дурно.
Опомнилась она лишь тогда, когда таймер слабо пискнул, отсчитав последний миг вечности, и на панели осталась лишь одна активная кнопка - “Старт”.
Дрожащим пальцем она дотронулась до неё, и тут же увидела рядом своего Архонта.
Всё дальнейшее произошло настолько стремительно, что она не успела даже опомниться и, как следует, напугаться. Единственное, что отложилось у неё в кармической памяти, это ощущение какой-то невероятной ошибки (не её, ведь она-то всё сделала правильно, следуя Высоким Принципам Духовной Эволюции Сознания), рокового сбоя в работе механизмов Кармы.
Перед ней возник старый облезлый кот, которого она встретила на чердаке, хищно осклабился, выцарапал Леону из её уютной ниши, и, выкатив её яйцо на сцену, саданул по нему лапой, а затем жадно вылакал содержимое.
Леоне смутно помнилось, что какой-то толстый мальчик больно дёргал её за хвост и привязал к шее мерзко звенящий колокольчик, что её пытались насильно накормить рыбой с душком и холодными вчерашними макаронами, а потом подсунули миску прокисшего молока, отчего у неё в животе заурчало, и она заметалась по квартире в поисках места, где можно укрыться и отвести душу. Но места такого не нашлось, она забилась в какой-то пыльный угол под диваном, где всё само собой и разрешилось. Она вспомнила, как потом её тыкали мордой в собственные фекалии, крепко держа за шкирку, а она отчаянно извивалась, орала и шипела, испытывая ярость и праведный гнев. Как, наконец, ей удалось извернуться и садануть когтями по носу какую-то глумливую самодовольную харю, и как сработал тут же причинно-следственный механизм Кармы, переводя её сознание с каузального плана на плотно-материальный, или, другими словами, её вышвырнули в окно с четвёртого этажа.
И, опутанная тёмными сущностями, отходя от наркоза, она опустилась в стоматологическое кресло, где блаженствовало её неподвижное тело, и слабо мяукнула.
Брат Левон, тут же возникший рядом, помахал ей перед носом каким-то пузырьком с резким запахом и, весело улыбаясь, спросил: - Ну, как, милочка, получили свой прижизненный духовный опыт?… Налетались?… Некоторые от наркоза, бывает, возносятся так высоко, что их потом за ноги выдирать обратно приходится… Вы уж нас так больше не пугайте, пожалуйста, Элеонора Викторовна!
- Учитель… Брат Левон, - выдохнула Леона. И тут же поправилась, заметив, что смутила доктора: - Лев Анатольевич, Вы только скажите, пожалуйста, я, и вправду, вознеслась?… И четырёхмерное видение, Души Просветлённых, Город Света, Страшный Суд, обновлённая Земля – это не галлюцинация?
- И Небесные Архонты, в том числе, и Эммисары с Плеяд… - продолжая ласково улыбаться, подхватил Венерабль. - Разумеется, нет… Однако, это сложный вопрос и на него не ответишь однозначно и в двух словах. Я Вам сейчас тут один интернет-адресок запишу, выходите вечером в чат, там всё подробнее и обсудим…
- И про кота, и про человекообразного медведя с бильярдным кием… - понизив голос и наклонившись к её уху, добавил он и заговорщицки подмигнул. – И ещё мой ник запомните: там я – Брат Левон, поэтому никаких Львов Анатольевичей, очень прошу… Договорились?
Леона кивнула. Так, значит, всё было взаправду!… Иначе откуда бы доктору знать про кота и про кармический бильярд?
Про то, что некоторые люди раскрывают государственные тайны под наркозом, она не подумала.
Лев Анатольевич поднёс ей к лицу зеркальце, демонстрируя сияющий мир обновлённых зубов, проводил до выхода и, закрыв за пациенткой дверь, устало опустился в кресло.
* * *
Всё шло не столь гладко и хорошо, как ему хотелось бы. И, если честно, то – просто ужасно.
Нынче он предпринял уже десятую попытку вырваться из этого идиотского мира, в котором вдруг оказался. Но даже энергии сотен (а может и тысяч) завербованных им через Сеть адептов, вроде этой психованной оккультистки, не хватило, чтоб пробить Скорлупу, устроенную на орбите драконами. И его отшвырнуло обратно в мир, который стал ещё теснее, отвратительнее и маразматичнее, чем даже был до того, и продолжал стремительно и неумолимо сжиматься и уплотняться, прессуя и прессуя время, пока оно, наконец, не замрёт окончательно, достигнув Точки “ноль”.
“Спасибо” этому краплёному джокеру Дворнику, спутавшему все карты (ни дна б ему, ни покрышки!…) и заразившему Центральный Логос Галактики вирусом самоуничтожения!… “Спасибо” этой трупной мрази, в которой он по собственному недосмотру не распознал вовремя зреющего Дракона, что устроила свой идиотский спектакль с зеркалами и ходячими трупами и подорвала краеугольные устои экономики Космоса!… И всем прочим собакам бешеным, которых он не знает, но чует уже их приближающееся, жарко дышащее в затылок дыхание. Что это? Неужто конец?… Где казавшаяся несокрушимой Армада Объединённого Флота Галактики и многочисленные Базы, раскиданные по Системе, чуть ли не в одночасье расстрелявшие сами себя? Почему нет связи с Центральным Процессором, молчат Ретрансляторы Влияний Ячеи, бездействуют Энергосборщики, Накопители и Адаптёры? Отчего одна за другой выходят из-под контроля модели, реагируя лишь на сигнал с кодом “allarm-null”, равносильный нынче приказу о самоликвидации? И почему он, Верховный Наместник Земли, назначенный Советом Небожителей, декрет которого никто не может отменить, вынужден скрываться и бегать, как какая-то крыса, постоянно меняя имена, имидж, страны и внешний антураж? Где Ловчие, Мастера, личная Охрана и всякая прочая мелкая кибер-шваль хотел бы он знать, чёрт возьми! Или он поменялся с Койотом местами?…
Венерабль скрипнул зубами и погрозил зеркалу на стене кулаком. В котором, впрочем, давно уже (после первой уже попытки прорваться) ничего не отражалось. Лишь надменная неприступная Пустота.
Но он есть!… И рано ещё списывать его со счетов. Нынешняя атака на Зеркало окончилась неудачно? Что ж… Он попробует снова и, если понадобится, ещё и ещё… И пока в этом мире останётся хоть один человек, у него есть Шанс!…
Левон прервал поток мыслей и мрачно усмехнулся, поняв внезапно, кто именно останется. И снова посмотрел на зеркало.
И даже не вздрогнул, увидев перед ним шагнувшую, вероятно, из зазеркалья сладкую парочку.
- Ну, и?… Чем обязан? - спросил он, как можно более равнодушно. – Зубки лечить будем или как?
- Или как, - резко отозвалась женщина, яркая брюнетка с синими, как море, очами, в которые хотелось окунуться с головой и плыть-плыть, может, даже и кануть навсегда.
- Вам привет от Ференца Бордарьяна, доктор Венерабль. От бывшего, так сказать, дантиста нынешнему коллеге. Знаете такого? – спросил её спутник, чуть полноватый мужчина с длинными волосами, собранными в косичку, кинув на Левона испытующий, добрый и в то же время колючий взгляд из-под очковых линз.
- Не исключено. А-а… припоминаю, кажется… Встречал буклетик. “Клиника “Медистомагс”: вход - рубль, выход – бакс”?… - усмехнулся алиен. – Впрочем, я тогда не практиковал… И что же понадобилось от моей скромной персоны достопочтенному мэтру стоматологии?
- Брось поясничать, Левон. Игра закончена, - сказала брюнетка.
- Постой, Даша, - остановил её очкарик. – Позвольте задать Вам пару вопросов, уважаемый Лев Анатольевич.
- Так вы – из органов?… - спросил Левон, понимая, что они – совсем не из органов, и радушным жестом указывая на кресла. - Располагайтесь, прошу…
- Это ты – из органов, нежить ментальная! - буркнула Андромеда, молниеносно вскидывая руку в готовности пресечь любую попытку алиена к сопротивлению.
А у неё неплохая реакция для человека, - отметил про себя Венерабль.
- Частное Бюро Расследований “Акрус”, Отдел Преступлений Иномирян, - представился мужчина, демонстрируя корочки, которые можно было бы, при желании, сделать за пять минут на любом приличном принтере.
Шелупень, - решил Венерабль.
- Мы разыскиваем двух человек, с которыми Вы, наверняка, знакомы по совместной работе в клинике ОФИ. И у нас есть все основания считать, что Вы знаете, о ком идёт речь, и даже причастны к их похищению. Что скажете? – спросил Суалокин, присаживаясь и закидывая ногу на ногу, и снова кольнул алиена взглядом из-под очков.
Боже мой!… Какая чушь… - уныло подумал Венерабль. – И с этим они ко мне пришли?… Неужели же, я так низко пал, что ко мне подсылают какую-то шпану и даже дворника, какого-нибудь захудалого, для меня не нашлось?…
- Так вы – не из органов? – переспросил он. – Тогда позвольте, я вызову охрану. Или, хотя бы, свяжусь со своим адвокатом…
Кадростоп вылетел у него из руки и упал на пол, задымившись, а кнопка сигнализации расплавилась, не успел он до неё и дотянуться. Знойная барышня была начеку и рыгала синим пламенем из глаз не хуже автогеновой горелки.
- Впредь надо будет с ней поосторожнее, - понял Левон. – А что же этот тюфяк?… Даже и не пошевелился…
- Ладно, спрашивайте, - кивнул он.
Суалокин выложил на стол две фотографии. На одной была изображена Полина Падальцева в ранний период своего творчества, на другой, вырезанной из газеты, – Иван Дворник в компании девиц. От внимательных глаз Олега не укрылось, как алиена слегка передёрнуло.
- Напрасно думаете, что я тут причастен. Эти двое, судя по всему, живы-здоровеньки, и это они меня, скорее, похитили, а не я – их.
- Хм… - Суалокин недоверчиво усмехнулся. - Этот человек звонил мне пару часов назад, назначил встречу и не пришёл. Зато нам доподлинно известно, что вы с ним виделись в этом промежутке времени.
- Возможно. У меня – много клиентов…
- Ладно, оставим пока… А насчёт этой девушки, что скажете? – спросил Олег, пододвигая фото Полины.
- Какой девушки?… Вы издеваетесь, что ли?… - не выдержал Венерабль, повысив тон.
- Спокойно-спокойно, дядя… Эта девушка некоторое время с нами сотрудничала, а потом бесследно исчезла. Версия о её самоубийстве, равно как, и о гибели в результате дтп не подтвердилась. И то, что её удерживают на принудительном лечении на отделении Кармической Хирургии, тоже оказалось на поверку блефом. Упиенный кардинал Азарцих и его сотрудники, как выяснилось, и сами не подозревали, что держат в заложниках пустоту. Труп до сих пор не обнаружен, да и не может быть, поскольку специалисты нашего Бюро подтверждают биение пульса разыскиваемой в этом мире. Возникает вопрос: кому это на руку и зачем? И сам собою напрашивается ответ: разве что Вам, господин Венерабль, несостоявшийся Планетарный Администратор. А вот зачем, это уж Вы нам ответьте. Если Ваш интерес в похищении и, возможно, убийстве Ивана Дворника, как своего личного, можно сказать, врага, очевиден, то – ума не приложу – зачем Вам эта девуш?…
Суалокин не договорил. Алиена стало клинить и при слове “девушка” он не выдержал и захохотал.
- Вы – псих, да?… - спросил он, смахивая с глаз слёзы платочком. – Ну, да… Как я сразу не вспомнил. Один из пациентов доктора Славцова?… Да и барышню Вашу, кажется, я встречал мельком в этом заколдованном заведении. И что же – теперь?… Психи меня лечат?… Что за безумный мир, провались он вместе с этой стервой!…
- Молодой человек, - внезапно перестав смеяться, Левон перешёл на серьёзный тон. – Это Дракон, Дракон, понимаете ли!… И имя у него имеется: Тес-кат-ли-по-ка, запомните или запишите. Бог – он, злой и нехороший, Автор нынешней Эпохи, играющийся с Зеркалами. И, как вы, сыщики домотканые, сами-то до сих пор не догадались?… Уж, даже Александр Севастьянович давно понял… Впрочем, куда вам до него… Так что спрячьте подальше эту фотографию и, заклинаю Вас, никогда не называйте его девушкой, если не хотите идиотом выглядеть. И если эта “девушка” однажды вдруг навестит Вас тёмной ноченькой, смотрите не обосритесь, а то неэстетично выглядеть будете на прозекторском столе. Поняли, о ком – я?… Или ещё пожевать?… И, знаете, я бы многое отдал, признаюсь, за то, чтоб посмотреть, кто её похитить сможет!…
И Венерабль снова истерично рассмеялся.
Олег смутился. И кинул вопросительный взгляд на Дашу.
Андромеда, до крови прокусив губу, метала глазами громы и молнии. В мозгу у неё туманилось, и снова лизали босые ноги злые языки пламени и жгучей невыносимой болью взлетали по телу вверх.
- Чёртов Дракон… - наконец, едва слышно прошептала она. – Предатель… Ненавижу…
И синее море её глаз потемнело, заволоклось туманом и стало горько-солёным от слёз.
Пора!… Левон с неожиданной прытью вскочил и опрокинул на Суалокиина стол, метнул в его подружку цветочный горшок с кактусом и, вышвырнувшись в окно, включил левитационную установку.
Прощай, мелюзга!… А я дождусь для себя настоящего Дворника, если уж победить не суждено…
оглавление | в начало | вперёд | Главная | Галерея |